Стремление убивать - Марина Андреевна Юденич

— Нет, не могу.

— Значит, можно предположить и обратное?

— Предположить можно все. Но я бы хотел вас от этого предостеречь.

— Почему?

— Видите ли, если бы мы обсуждали теперь абстрактную ситуацию, я бы сказал: предполагайте! Фантазируйте! Высказывайте гипотезы! Но речь идет о совершенно конкретной истории, страшной трагедии, если быть точным. Судьба ее участников, насколько я понял, загадочна. И не все точки расставлены над i. Предположения могут сослужить дурную службу, поверьте.

— Кому же это, интересно?

— Всем вам и каждому из вас. Знаете, то обстоятельство, что ночь напролет взрослые, нормальные, судя по всему, успешные, а значит, занятые своими проблемами люди горячо обсуждают трагедию, которая произошла двадцать лет назад и никого из них напрямую не задела, позволяет мне сделать вывод, что вам все же необходимо докопаться до истины.

Не могу сказать, сумеете ли вы это сделать, но пытаться будете.

Это точно.

Особенно после этой ночи.

Предположения, тем более сделанные на такой зыбкой почве, могут увести вас очень далеко от истины.

И еще.

Вероятнее всего, все же существует, в том смысле, что жив и здоров, человек, на судьбе которого эти туманные предположения могут сказаться самым роковым образом. Потому что нет силы более мощной — разрушительной или созидательной, в зависимости от ситуации, — чем сила внутреннего убеждения.

— Объясните! Я вас не понял.

— Все просто. Человек, которого я имею в виду, — это внук покойного академика, Роберт. Это, полагаю, ясно?

— Это ясно. Но что за роковая сила убеждения? И каким образом она может ему навредить?

— Это тоже просто. Фантазируя на тему, могла ли его мать, вернее, ее призрак, убить бывшего мужа, вы рано или поздно придете к какому-то решению. Причем примете его, что называется, коллегиально и, я так думаю, в самых пламенных спорах, что в итоге многократно укрепит вашу убежденность в том, что это единственно правильное решение. Однако этим же решением вы вынесете приговор Роберту: уж не знаю, оправдательный или обвинительный.

Вот и роковое последствие.

Теперь вам ясно?

— Теперь ясно. Но отчего вы так уверены, что мы примем ошибочное решение?

— Совсем не уверен, но вероятность ошибки существует, согласитесь.

— Пожалуй.

— Теперь, простите, не понял я… С чего вы взяли, что мы так уж озабочены этой историей? Если только из того, что мы говорили о ней сегодня, то я могу с вами поспорить. Мы редко собираемся все вместе, я имею в виду — те, кто жил здесь в молодости. И когда собираемся… — Олег неожиданно замолчал, словно споткнулся обо что-то, вероятнее всего, о то слово, которое только что собирался произнести.

— И что же вы делаете, когда собираетесь? Вспоминаете эту историю, не правда ли?

— Да, черт возьми, правда…

— Вот вы и ответили сами себе.

— Но объясните тогда, это ведь по вашей части, почему это происходит? Никто ведь в другое время о ней не думает, а вместе — вроде как само собой разумеющееся… Видите, я даже не замечаю этого.

— Ну, то, что вы вспоминаете о ней, только собравшись вместе, легко объяснимо. Порознь каждый из вас — вроде как фрагмент одной картины. Сам по себе фрагмент не дает о ней ни малейшего представления, к тому же он включен в массу других картин, более для него актуальных, и потому про эту — забывает. А собираетесь вместе — картина складывается.

— Но почему она нас держит?

— На этот вопрос сразу не ответишь. Надо знать события, которые происходили тогда в вашей жизни, помочь каждому из вас восстановить не только обстоятельства этих событий, но и собственные эмоции, психологическое состояние в целом и много еще всякой всячины. Словом, провести очень серьезную работу. Впрочем, неразгаданные тайны всегда притягивали людей…

— И нет никакой другой причины?

— Боюсь, Вера, что теперь я вас не понял. Что вы имеете в виду?

— Ну, может, есть какие-то обстоятельства или явления, которые… словом, как та сила потрясенной души, о которой вы говорили, не могут быть объяснены с точки зрения естественных наук… Но тем не менее существуют.

— Я сейчас переведу, что она хочет сказать, с заумного языка на человеческий. Ладно? Веру Васильевну интересует, как вы отнесетесь к тому, что место, где все это происходило, считают проклятым. Нехорошим местом. Понимаете? Ну, вроде бы академик проводил там какие-то опыты… Потому и отхватили ему четыре гектара, чтобы шаманил подальше от людей…

— Какие опыты?

— Да черт их знает какие…

— Но опыты были?

— Ну что за вопрос? Какие-то опыты, конечно же, были! Он ведь свое звание, премии, награды и прочие регалии за что-то получал. Значит, и опыты были.

— Так что вы скажете на это?

— Ничего, право. Последствия опытов — это уж совсем не по моей части.

— А если он работал над психотропным оружием?

— А что это такое?

— Вы нас разыгрываете?

— Нет, просто ни разу не видел ни одного образца такого оружия. И не читал ничего более или менее вразумительного.

— Послушайте! — вдруг встрепенулась Вера, озаренная какой-то внезапной мыслью. — Вы ведь интересовались, в какой лечебнице лежала Софья Аркадьевна, а потом разговор как-то сразу утек в другую сторону. Зачем это вам?

— Ну, во-первых, я подумал, что, может, смогу как-то помочь ее внуку. Других же способов отыскать его пока не вижу…

— А во-вторых?

— А во-вторых… Во-вторых, я, знаете ли, решил купить этот дом. Если, конечно, он пожелает продать.

* * *

Они успокоились не скоро.

После того как он сделал свое неожиданное заявление, начался страшный гвалт. Говорили все разом: громко, возбужденно, возмущенно.

Впрочем, возмущались не все.

Смиренная Вера, напротив, пыталась их успокоить, убеждала, что нельзя судить так, с наскока…

Но ее шелестящий голос тонул в общем громогласном хоре. Хор же обвинял его в коварстве и корысти. Послушать их, так выходило, будто он, обуреваемый желанием завладеть роковым домом, специально и едва ли не обманом проник в теплую компанию. Потом, злонамеренно используя какие-то таинственные способы, вынудил вступить в бесконечный, изнурительный спор, обрек на неприятные воспоминания и странные исповеди.

Касаемо исповедей они усердствовали особо. И он подумал, что любой здравомыслящий человек на их месте думал и говорил бы то же самсе. Неожиданные откровения, которые прозвучали сегодня ночью, и правда были удивительны. Две женщины, совершенно разные, вдруг, одна за другой, поведали истории, которые скрывали долгие двадцать лет.

Почему?

Конечно, он мог найти этому объяснение.

К примеру, Вера, которая потрясла компанию целой серией умопомрачительных признаний, могла сделать это под впечатлением странной атмосферы минувшей ночи. Пылающий камин, мерцающие свечи и сизый