Стремление убивать - Марина Андреевна Юденич

Что же касается Лиды, та подсознательно, разумеется, почувствовала соперницу. Безотносительно какого-то определенного мужчины, а вообще… Соперницу, вдруг утянувшую на себя доселе принадлежащее ей безраздельно внимание мужской части компании, пусть и не всегда дружелюбное. Нет, Лида была не из тех женщин, которые могут отступить без боя. Она немедленно бросилась завоевывать утраченные позиции. К счастью, подходящая история в арсенале имелась.

Это было очень похоже на правду, но их теория походила на нее даже больше. К тому же она была явно привлекательнее. Окажись истиной — какой простор открывался для того, чтобы поднять собственную значимость в собственных же глазах, да и в глазах всех прочих, кому можно будет потом рассказать о случившемся, если те, конечно, поверят.

Знаменитый психоаналитик не счел за труд выследить, внедриться, охмурить своими магическими пассами…

Некоторое время он слушал их молча.

Нужно было время, чтобы они вдоволь наигрались редкой, красивой игрушкой — мистической историей, которая произошла не на страницах какого-нибудь триллера, а с ними, с каждым персонально и всеми, вместе взятыми, что очень важно, потому что есть живые свидетели тому, как…

Словом, он дал им натешится, потому что знал, как никто другой: взрослые люди куда больше детей переживают потерю своих игрушек. Потому что игрушек в их жизни гораздо меньше.

А когда страсти немного улеглись, он заговорил.

И через несколько минут они вдруг успокоились, и даже устыдились своего буйства, и, пытаясь загладить вину, бросились наперебой давать ему разные дельные советы и предлагать свою помощь. Теперь-то он действительно применил пару своих хитрых приемов, но они этого не заметили. И снова, но совершенно уже по другому поводу кричали и перебивали друг друга.

Все, кроме смиренной Веры.

Но почему-то он не обратил на нее внимания.

Солнце уже взошло, и косые яркие его лучи устремились в распахнутые окна дома, не без труда продираясь сквозь густую листву сада.

Сад сдавался неохотно, куражился и навешивал на широкие лопасти лучей завалявшиеся в кустах клочья ночи — густые тени. Оттого солнечный свет, проникающий в комнату, рассыпался по ней неровными, зыбкими пятнами.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ПОД КРЫШЕЙ СТАРОГО ДОМА

ГОСТИ

Приобретение дома оказалось делом куда более простым, чем можно было предположить сначала. Оно не отняло много сил и потребовало лишь изрядного количества времени. Но все рано или поздно приходит к своему итогу: минуло чуть более полугола после той загадочной летней ночи, и ранней весной, неприветливой и хмурой, оттого, наверное, что наступила до срока, обретено было место.

Теперь все необходимое для построения собственного мира было в наличии.

Странный дом, чудом сохранившийся в непролазной чащобе, настолько органично вписывался в картину этого мира, что его новый хозяин, впервые ступив на гнилые ступени, почувствовал даже оторопь.

Позже архитекторам и строителям пришлось изрядно поработать мозгами, потому «по он поставил перед ними непростую задачу полностью реконструировать дом и оборудовать прилегающую территорию таким образом, чтобы современный, состоятельный и даже пресыщенный роскошью человек мог обитать здесь комфортно, но при этом — сохранить их внешний вид практически неизменным.

Еще труднее пришлось потом дизайнерам, от которых требовалось декорировать дом, опять же приспособив его для комфортного обитания, одновременно создав атмосферу далекого прошлого, заметно тронутую ржавчиной запустения.

Денег на это хозяин не жалел, и, выполняя странную прихоть, декораторы «Мосфильма» одними только им известными приемами «старили» новый паркет, дубовые панели и лестничные перила. А бесценную антикварную мебель возвращали краснодеревщикам, возродившим шедевры из деревянного хлама, с диким требованием: придать им первоначальный вид.

Впрочем, все это было сущими пустяками по сравнению с той гигантской работой, которая уже была проделана.

Дом был последней картой, необходимой, чтобы сошелся наконец иезуитски-сложный пасьянс, который он безуспешно раскладывал уж который год.

Теперь карта наконец легла на свое место.

Пасьянс сошелся.

Мир был построен.

Оставалось населить его людьми, но, повторяя Создателя, это следовало исполнить в последнюю очередь.

Подходящие люди, как ни странно, отыскались очень легко и уже давно ждали своего часа.

Из тех, кто переступал порог его кабинета в надежде обрести утраченное душевное равновесие, в разное время он выбрал четверых.

Каждый из них переживал трагедию.

Именно переживал.

Потому что большинство людей, которые обращались к нему за помощью, уже пережили свои трагедии. Их душевные недуги стали следствием этих трагедий, сознание тяготила память о них, а воспоминания лишали сна и покоя. Они хотели только одного: забыть.

Приходили и те, кто не мог мириться с настоящим. Их он учил корректировать свое поведение сообразно с жизненными реалиями, уклоняться от болезненных ударов и наносить ответные, если в том была нужда.

Эти же умудрились растянуть бывшие свои несчастья во времени, притащив из прошлого не только тяжелые воспоминания, но и болезненное ощущение того, что удары продолжают наноситься…

Для них существовал только один способ избавиться от мучений. Убить палача. Теперь их час настал.

Стоял сентябрь.

Сойдя на землю в том году, он не принес и намека на ласковое, умиротворяющее тепло первых дней осени, сразу же обложив небо свинцовыми тучами.

Тоскливая хмарь немедленно разверзлась потоками холодного затяжного дождя, один только стук которого — тупой, монотонный, бесконечный — мог довести не слишком устойчивую психику до состояния самого плачевного.

…Умирали короткие сумерки.

Сырая мгла наступающей ночи выползла из глухой чащобы и уже почти поглотила дорогу, ведущую к дому, как вдруг недовольно расступилась, рассеченная ослепительно ярким светом фар.

Сторонний наблюдатель, окажись он поблизости, мог не без удивления констатировать, что, нарушая уже вполне сложившуюся традицию, хозяин черного леса привез гостей.

Причем одного из них в самом буквальном смысле — в своем лимузине.

Трое других следовали сзади, каждый — в своей машине.

Машины были приметные.

Царственный «роллс-ройс», тяжелая старомодная роскошь которого была редкостью даже для российской столицы, избалованной автомобильными изысками.

Классически внушительный «мерседес».

И неброская «ауди», которая имела все основания оказаться бедной родственницей в их компании, если бы не одно существенное обстоятельство. Номерной знак машины был расцвечен триколором государственного флага России, а на крыше красовался темно-синий колпак проблескового маячка, в просторечии именуемого «мигалкой». То и другое, взятое вместе, говорило, особенно людям, умеющим читать номенклатурные символы, что пассажир машины — государственный чиновник довольно высокого ранга.

Однако стороннего наблюдателя в эту ненастную пору, понятное дело, поблизости не оказалось. Хозяин и его