Стремление убивать - Марина Андреевна Юденич

— Бывших, надеюсь?

— Увы — нет. Недуг неизлечим. Мне удается лишь купировать приступы и максимально смягчать течение болезни. Но во всем прочем он человек необыкновенной доброты, эрудиции и преданности.

— Странный набор качеств, — оторвавшись наконец от картин, заметила красавица.

— Ничуть не странный. Я просто перечислил те, что наиболее ценю в нем. Разумеется, есть другие, и в предостаточном количестве, как, впрочем, и у каждого из нас.

— Но он же болен? — не унимался блондин.

— Да, неизлечимо.

— И вы не боитесь находиться с ним долгое время, в том числе и ночами, наедине, в этом глухом месте?

— Ничуть не боюсь. Иначе у вас были бы все основания усомниться в моей профессиональной пригодности.

— И все же… Мне не по себе, признаюсь, он говорит как-то странно.

— Выбросьте это из головы! Если Борис действует на вас удручающе — извольте! — более он не попадется на глаза. И забудем об этом.

— Пожалуй. Да, впрочем, это дело ваше.

— Вот и славно. Однако поскольку мы изгнали Бориса, милые дамы, чай вам придется разливать самостоятельно. Не сочтите за труд.

Красавица, грациозно расположившаяся в одном из глубоких кресел, даже не повела бровью, зато немедленно поднялась со своего места другая женщина, совершенно потерявшаяся на ее ослепительном фоне.

Она была довольно изящна, невысока, темноволоса. Гладкие волосы аккуратно собраны в пучок на затылке, миловидное лицо почти полностью скрывалось за большими дымчатыми очками, а красиво очерченные губы были слишком бледны, чтобы обратить на себя внимание. Косметикой женщина, судя по всему, не пользовалась принципиально. И даже волос не красила: в темных прядях отчетливо серебрилась седина.

Ловко, словно всю жизнь только тем и занималась, что разливала чай в этой гостиной, она наполнила тонкие чашки старинного сервиза густой ароматной жидкостью и аккуратно, не расплескав ни капли, разнесла их по гостям, потом предложила каждому сахар в вычурной серебряной сахарнице, лимон на блюдечке, конфеты.

— Желающие могут отведать чего-нибудь покрепче. — Хозяин обратил взор к буфету. — Коньяк, виски, ликеры? Водка, в конце концов, джин, текила…

— Спасибо. — Красавица отрицательно мотнула головой.

— Я тоже — пас, — отозвался из своего кресла блондин.

— Татьяна?

— Нет, что вы! Я вообще не пью.

— А я бы, пожалуй, выпил коньяку. — Четвертый мужчина, тот, что прибыл на место в лимузине хозяина, наконец подал голос. Был он невысок ростом, худощав, причем худоба его казалась несколько противоестественной, рождая смутное ощущение тяжелой, длительной болезни. Возможно, впрочем, это странное впечатление создавала густая щетина, что лежала на впалых щеках сплошным темно-синим налетом. Под стать ей были темно-синие же, более даже в черноту, тени, обметавшие воспаленные глаза.

— Вы уверены? — переспросил его Хозяин, интонационно подчеркнув особую значимость своего вопроса, что было, возможно, не очень любезно по отношению к гостю, но, очевидно, имело серьезные основания. Тот не обиделся нисколько.

— Да, немного, совсем немного… Мне что-то не по себе.

— Хорошо. «Хеннесси», «Мартель»? Есть армянский, и очень недурственный.

— Нет уж. Я, если можно, воздержусь от экспериментов. «Хеннесси», пожалуйста.

— Конечно. — Хозяин плеснул в низкий пузатый бокал немного янтарной жидкости из квадратной бутылки с массивной золоченой пробкой, поднес его болезненного вида мужчине. И, дождавшись, когда гости наконец окончательно рассядутся по своим местам, заговорил: — Итак, господа, хочу еще раз напомнить вам, что мы с вами затеяли довольно рискованный эксперимент. Вернее, затеял его я, но каждый из вас, поразмыслив, дал согласие принять во всем этом участие.

Суть эксперимента, напомню, заключается в следующем.

С каждым из вас, довольно длительное время, я работал индивидуально, используя все уместные и допустимые приемы психокоррекции, однако результаты, как ни прискорбно мне это констатировать, на сегодняшний день оставляют желать лучшего. Причина, как я уже говорил, заключается в определенной специфике, которая существенно отличает ваши проблемы от проблем сотен других моих пациентов и по странному стечению обстоятельств объединяет вас, четверых, в отдельную, обособленную группу.

Именно это обстоятельство натолкнуло меня на мысль: рискнув, заменить индивидуальные консультации групповой психотерапией. Причем совершенно особого толка, так что взять на вооружение отработанные методики не удастся. Разумеется, до конца оценить смелость и риск эксперимента смогли бы только коллеги-психологи, но никого из них посвящать в наше начинание я не намерен.

В то же время я хочу, чтобы и вы шли в бой с открытыми глазами. Вчера ночью в голове моей родилось такое, к примеру, сравнение, которое, как мне кажется, может вам многое объяснить. Представьте хирурга, который неожиданно и в самом разгаре прерывает сложную операцию, потому что внезапно осознает ее тщетность, наскоро накладывает швы и приступает к терапевтическому лечению.

Теперь призываю вас еще раз: поставьте себя на место пациента и скажите, согласитесь ли вы на этот неожиданный вариант, откровенно попирающий традиции?

— Согласен! — не задумываясь заявил тот из гостей, что просил коньяку. Он уже осушил свой бокал одним глотком, и теперь глаза его лихорадочно блестели, заметно усиливая ощущение того, что мужчина болен.

Хозяин никак не отреагировал на его реплику, дожидаясь других мнений.

— Но вы… то есть хирург при этом гарантирует излечение? — деловито поинтересовался блондин.

— Гарантии, Андрей Анатольевич, в нашем с вами случае дать может только Господь Бог.

— Допустим. Спрошу иначе: сам хирург убежден в правильности своего решения?

— Отвечу: процентов на семьдесят пять, не более. Но и не менее, что немаловажно.

— Позвольте мне. — Просьба хрупкой женщины прозвучала так неуверенно и смущенно, что было даже странно, как это она не сопроводила ее поднятием руки, как прилежная школьница, желающая идти к доске.

— Разумеется, Татьяна, я же обратился ко всем.

— Скажите, доктор, что может произойти в обратном случае? Ну, если кто-то из нас откажется от участия в этом опыте?

— Хороший вопрос. Но сложный. Я часто говорю в своих выступлениях, что психология — очень молодая наука. Прогнозировать, причем с абсолютной точностью, как поведет себя психика того или другого человека, не получая должной помощи, в которой, очевидно, есть необходимость, сегодня не возьмется никто, кроме откровенных шарлатанов и авантюристов, храни вас от них Господь. Ясно только одно: недуг, который сейчас еще не болезнь, а только обострившиеся проблемы, будет прогрессировать, и…

— И мы станем похожи на этого вашего разлюбезного Бориса, вы это хотите сказать? — вновь подал реплику блондин. Похоже было, что он принял решение.

— Не совсем это, хотя не исключен и такой сценарий. Говорю же, психика каждого болеет по-своему. Кто-то уподобится Борису, кого-то болезнь превратит в существо еще менее привлекательное. Кто-то, напротив, сумеет долго скрывать недуг на людях, удерживая себя в узде. Et cetera, et cetera…

— Но лучше — я имею