Стремление убивать - Марина Андреевна Юденич

class="p1">И когда опустилась на мокрый лес глухая полночь, накрыв его своим тяжелым черным крылом, не вынесла страданий Душа. Тихо выскользнула она на темное крыльцо, не страшась более жестокой Памяти, ибо во сто крат мучительнее ее кровавых видений были сейчас глубокие укусы взбесившейся тоски.

Бесшумно скользнула Душа в чащу, легко, невесомо просочилась сквозь растрепанные злые ветки и, затаившись в колючих зарослях выстуженного кустарника, тихо, протяжно завыла.

ПОД КРЫШЕЙ СТАРОГО ДОМА

ХОЗЯИН

— Что это? — В доме в который ухе раз испугалась блондинка, которую Хозяин называл Юлией. Хрупкая фарфоровая чашка дрогнула, повторяя импульсивное движение тонкой руки, наклонилась, и горячие капли пролились на блюдце, готовые немедленно проследовать далее — на колени пугливой красавицы. Женщина нервно отставила чашку, даже не пригубив.

— Не знаю. Вероятнее всего, птица, — беспечно отозвался Хозяин. После длинной тирады он вкушал ароматный чай с нескрываемым удовольствием. И странного звука, долетевшего сквозь шум дождя, вроде бы не заметил.

— И много здесь у вас этих… птиц?

— Великое множество. Место ведь почти заповедное. Нога человека не ступала сюда, можно сказать, четверть века.

— А кстати, почему? — Андрей Анатольевич, блондин, прибывший в чиновной «ауди», похоже, во всем любил точность.

— О! Это длинная история. Быть может, когда-нибудь я поведаю вам ее, и право же — она того заслуживает, ибо заключает в себе все компоненты добротного триллера: и загадочное убийство, и исчезновение наследника, и сумасшедшую старушку владелицу, и… много еще всякой всячины…

— …и привидения? — быстро перебила Хозяина Юлия.

— Ну, некоторые утверждали, что и привидения — тоже. Однако я этого повторять не стану, потому как своими глазами ничего не видел.

— А кричала, по вашему разумению, все-таки птица?

— Вне всякого сомнения.

— Сова, похоже, — уточнил блондин. — Или филин.

— Или филин. — Хозяин коротким кивком поблагодарил его за поддержку, а на Юлию посмотрел укоризненно. — Однако время позднее, гродолжим.

Он с явным сожалением отставил недопитую чашку, поднялся из кресла и перешел к буфету.

— Итак, идея объединить вас пришла мне прежде всего потому, что проблема, с которой столкнулась ваша психика, достаточно удивительная и довольно редкая в психологической практике. Беседуя с вами наедине, я оговорил свое право посвятить других в ее суть, поэтому сейчас просто повторю то, что каждому из вас давно известно. Своеобразие вашей проблемы заключается в том, что все вы — и очень остро! — испытываете болезненное на первый взгляд стремление убивать.

— Убить! — немедленно и резко поправила его Юлия.

— Хорошо, убить.

— Вы сказали: «на первый взгляд». Что же, это безумие на какой-то другой взгляд — второй, третий… пятый — может показаться нормой?!

— Да. Я это утверждаю.

— Пресвятая Богородица, да не тяните же! Для нас ведь это вопрос жизни и смерти!!!

— Или только смерти…

— Я и не тяну. Остановимся на этом страшном, диком и действительно на первый взгляд — повторяю, только на первый! — безумном словосочетании.

Стремление убивать.

Брр!

Потянуло могильным холодом, и призраки безвинно убиенных душ закружили по комнате… Уж им-то дом по нраву… Сочтите за лучшее поверить мне на слово. Потому что, если я расскажу его историю, станет еще страшнее.

Но вам и так страшно!

Страшно, Юлия?

— Вы издеваетесь?

— Татьяна?

— Конечно, страшно…

— Мужчин не спрашиваю, им признаваться в страхах не к лицу.

— Но мне страшно!

— Это ничего, Вадим, это сейчас пройдет.

Слушайте меня, просто внимательно слушайте меня, очень внимательно.

Очень.

И этот огонь, и полумрак комнаты, и древние своды дома не дадут мне солгать.

Впрочем, я никогда не лгу.

В этой комнате два окна!

Это правда!!!

Один черный старинный буфет.

Это тоже абсолютная правда!

Свет погас некоторое время назад, и кое-кого из вас это напугало.

Правда! Я говорю правду!!!

Борис принес подсвечник с горящими свечами.

Опять я сказал правду.

Бориса вы тоже испугались. Неприятно признаваться в этом, но правда вовсе не обязана быть приятной. Вы испугались Бориса только потому, что он появился неожиданно и в руках у него был уже готовый подсвечник — свечи в нем горели.

Это правда, черт побери!

Потом вы испугались крика! Все до одного, хотя вслух об этом сказала только Юлия! Но испугались все.

И вы, Андрей, когда говорили про филина, убеждали в этом себя!

Это такая же правда, как то, что вас зовут Андрей Сазонов.

А вы, Юлия! Вы перебили меня, заменив «убивать» на «убить», тоже от страха. От страха, что нынешнее стремление убить одного-единственного человека перерастет в стремление убивать вообще!

Это правда! Вы не смеете возразить мне, потому что я всегда говорю вам правду.

И теперь каждое слово в моих устах — правда!!!

Вот буфет, он черный, громоздкий, старинный, я стою возле него и говорю вам правду!!!

Мягкий голос Хозяина во время этой тирады преобразился. Стал вдруг густым и тяжелым. Даже отдаленно не напоминал теперь голос обычного человека. И более всего походил на зов большого колокола, что торжественно и гулко стекает с колокольни и стелется над миром, заполняя собой все вокруг. Голос Хозяина тоже будто бы раздался вширь. Да так странно, что приобрел противоестественную способность проникать не только в потаенные изгибы пространства, но и внутрь физических тел, живых и неодушевленных, преодолевая сопротивление тканей и приводя в движение невидимые скелеты молекулярных решеток, сложные сцепления атомов и клеток. И они, попирая законы естествознания, немедленно отзывались на все его модуляции: содрогались, пульсировали и трепетали.

Он говорил.

И, готовые подчиниться беспрекословно, внимали ему не только четыре человека, застывшие в глубоких креслах.

Каждое слово Хозяина ловили старинные кресла, и тяжелый буфет, помянутый им всуе, и стройные свечи в тяжелом подсвечнике, и литой подсвечник, и само пространство гостиной, наполненное неровным мягким светом.

Безмолвно внимали ему большие лохматые звери без породы и имени — обитатели черного леса, нашедшие в этот ненастный вечер приют в странном доме. Проскользнув в гостиную, они ловко распластались по углам, притворившись густыми тенями.

— Так слушайте же!

И то, что я скажу сейчас, — такая же полная и абсолютная правда, как и все, что сказано было мной прежде! Человек, какими цепями ни сковал бы он естественные устремления души и тела, каких богов и законов ни напридумывал бы, чтобы застращать самого себя, все равно останется тем, кем сотворен был на заре мироздания — хищником!

Скажите мне теперь, только быстро, не предаваясь праздным рассуждениям: каково же самое главное стремление хищника?

Разве не спешит он убить, едва появившись на свет?

И потом всю свою жизнь он только и делает, что совершенствуется