Стремление убивать - Марина Андреевна Юденич

В комнате снова повисла тишина.

Была она, как и прежде, тяжкой и гнетущей, но все же неуловимо от минувшей паузы отличалась. Ибо то безмолвие было, по сути своей, тихим возмущением людей, услыхавших нечто, поразившее до глубины души.

Однако в сокровенных глубинах сознания как раз и крылись истоки несогласия. Смутный протест, конечно, трудно было облечь в привычные формулы, к тому же оратор виртуозно владел словом. Слушатели сочли за лучшее промолчать. Но напряженная тишина вздыбилась над их опущенными головами и сказала о многом.

Надо полагать, он понял.

Теперь все было иначе.

Тишина распласталась у ног.

Ее немедленно впитал в себя тонкий персидский ковер, покрытый мелким замысловатым узором, а вместе с нею растворились в зарослях шелковистых ворсинок и гнев, и возмущение застывших в безмолвии людей.

Теперь молчание было знаком тяжелого покаяния, смирения и безнадежной готовности ко всему.

В итоге он оказался прав.

И, вдоволь насладившись покорной тишиной, продолжил:

— Своеобразие вашего стремления заключается еще и в том, что оно адресовано в прошлое. То есть люди, чье существование в этом мире, а вернее, одна только мысль о нем для вас невыносимы, в настоящем не совершают ничего такого, с чем вы не могли бы мириться. Каждый из них уже совершил свое преступление. И было бы ошибкой утверждать, что сейчас вы желаете им смерти, обуреваемые банальной местью.

Нет.

Ибо, мечтая убить, вы отнюдь не стремитесь наказать обидчика, а всего лишь надеетесь выжить сами. И это сильно отличает вас от множества мстителей, обреченных вечно страдать от мучительной жажды.

Дело, видите ли, заключается в том, что чувство мест, каким бы сильным оно ни казаюсь, всегда имеет два способа удовлетворения. Как минимум два. Мститель немедленно успокоится, повергнув обидчика. Это первый, самый простой путь.

Но есть и другой: он может простить! Может, поверьте мне, хотя это потребует от него огромного напряжения душевных сил.

Но — может! И точно так же успокоится, пройдя этот благостный путь, как и первый — тернистый и кровавый.

Я же после долгой и кропотливой работы с вами пришел к окончательному выводу: простить не сумеет никто.

Захочет — при определенной работе — да!

Попытается — сделав над собой страшное усилие — да!

Но все равно — не сможет. Никогда!

— Никогда! — эхом откликнулся из полумрака чей-то голос.

— Простить? — словно очнувшись ото сна, переспросила красавица. — Нет, я не смогу. Это точно.

— Исключено, — как всегда веско, обронил Андрей.

И даже робкая Татьяна прошелестела вслед за всеми:

— Я тоже не смогу.

— Но послушайте, мессир… — Едва сбросив оцепенение, Юлия немедленно бросилась в атаку. — Все это верно, то, что вы сейчас сказали, и, наверное, представляет большую ценность для науки, но что же дальше? Допустим, вы несколько успокоили нас, хотя признаюсь, что я совсем не спокойна, но что же мы в конечном итоге должны будем делать, чтобы… исполнить это свое естественное стремление? Ведь не заставите же вы нас убивать по-настоящему?

— Безумное предположение! Хотя именно оно определяет степень вашей внутренней готовности совершить настоящее убийство. Степень, скажу я вам, довольно высокую. Но эта информация более для меня, чем — для вас. Что же касается ответа — нет, нет и еще раз нет. И выбросьте наконец из головы мысли о криминале! Половина, если не две трети человечества живет с устойчивым желанием лишить жизни по меньшей мере одного из близких, гораздо чаще речь идет о двух, трех, четырех… братьях по разуму. Покопайтесь каждый в своем прошлом! Вспомните, сколько раз и как страстно вы желали смерти соседскому мальчишке, который изводил вас мелкими нападками?! Подружке, чье платье, на беду, оказалось лучшим… Учительнице, которая невзлюбила вас без видимой причины… Что уж говорить о многочисленных соперниках и соперницах! А удачливые коллеги? Несносные начальники?! Опостылевшие любовницы?!

То же самое переживали и переживают в эти самые минуты миллионы людей… И никому в голову не придет назвать их опасными безумцами.

«Но сила страсти, интенсивность чувства?!» — возразите вы и… будете тысячу раз не правы.

Сила, интенсивность — суть слагаемые непостоянные, зависимые от каприза судьбы и состояния вашей собственной души на момент недомогания.

Известно ведь: от легкой простуды человек может отправиться к праотцам, если суждено ей будет обратиться воспалением легких или быстротечной чахоткой.

Другой же, простудившись даже более жестоко, на третий уж день встанет как ни в чем не бывало, а на пятый забудет о мелкой неприятности, которая приключилась вследствие ветреной погоды. Да, пустячное недомогание, положенное человечеству, ибо — повторюсь! — оно есть не что иное, как популяция хищников, у вас осложнилось. Приняло затяжную, острую, опасную для жизни форму.

Что же должен немедленно предпринять врач, к которому вы обратились за помощью?

— Лечить!

— Верно, лечить! Немедленно. И самыми радикальными способами. Теперь мы наконец переходим к самому главному вопросу: какими? Известно ли вам такое понятие, как «катарсис»?

— По-моему, это из античного мира. Катарсис испытывали древние после просмотра великих трагедий. Что-то вроде очищения, потрясения? Да?

— Браво, Юлия! Определение совершенно верное. Но в таком виде оно пригодно более для работ по эстетике или психологии искусства. Что же касается психологии личности, в ее понимании катарсис — одна из форм психологической защиты.

Что есть форма психологической защиты?

Очень просто — отдельный прием или метод, используя который люди пытаются защитить свою ранимую психику от объективных проблем жестокого внешнего мира. Чаще всего современный человек использует такую защиту подсознательно, потому что техника выработана целыми поколениями его предков и ему досталась уже на уровне инстинкта.

Так и катарсис.

Древние греки, насладившись игрой актеров, действительно сознавали и с восторгом заявляли, что пережили катарсис. Современный человек, переживая перипетии лихо закрученного детектива или ужасы триллера, об этом даже не думает. Но — гаснет экран, и, несмотря на то что коленки предательски подрагивают, а внезапное появление собственной кошки заставляет испуганно вскрикнуть, человек испытывает некоторое облегчение.

Почему? Да потому, что собственные страхи, такие незначительные по сравнению с тем, что только что довелось пережить героям, тоже пережиты.

Причем незаметно и безболезненно.

Маленькие мутные лужицы, они просто растворились в океане ужаса, который обрушился с экрана. И наступило облегчение, очищение.

Катарсис.

Рядом с ним, так близко, что граница между ними порой не читается вовсе, притаилась еще одна хитрая и полезная защита. Она называется разрядкой. Здесь почти то же самое. Критическая ситуация в жизни, которую невозможно или по крайней мере очень сложно пережить самостоятельно. Но ведь счастливое разрешение можно… придумать. Конечно, просто