Стремление убивать - Марина Андреевна Юденич

Верно. Вот только любовь — понятие очень емкое. И каждым трактуется по-своему. Для кого-то это прежде всего физическое наслаждение, гармония плоти. Для кого-то во сто крат важнее близость духовная. Есть люди, способные обрести счастье, только заполучив партнера в собственность. Другие, напротив, испытывают блаженство, растворяясь в любимом. У этой женщины — случай особый. С детства она страдала от отсутствия в семье мужского начала. В нежном возрасте — если вынести за скобки всякие фрейдистские комплексы — девочки воспринимают мужчину в семье как защитника, покровителя, источник спокойной уверенной силы, которая стоит на страже семейного благополучия да и вообще — жизни. Переживания ее, судя по всему, были настолько острыми, что намертво запечатлелись в подсознании, а вместе с ними был увековечен образ желанного мужчины. Прежде всего он должен был быть…

— Сильным и надежным. В том смысле, чтоб за ним как за каменной стеной?

— Отлично, Юлия! Именно так: сильным и надежным. И что же? После первого неудачного опыта и одиночества, которое за ним последовало, он явился. Думаю, никто не усомнится в том, что наш Вадим в ту пору был и силен, и надежен, и уверен, и непоколебим. Словом, ни дать ни взять — каменная стена. Та самая. И девочка припала к ней, то есть — к нему, боясь поверить в свое счастье, готовая терпеть все, потому что главная проблема ее жизни была вроде бы решена. А потом… Потом настали в жизни Вадима не самые лучшие времена, почва качнулась под ногами. Поначалу он боролся. Потом, чувствуя, что битва проиграна, растерялся. Когда же стало ясно, что проиграна не только битва, но и вся война, — надломился. А что же Ирина? Она сочувствовала, жалела, пыталась, как умела, помочь. Но подсознание уже протестовало: оно чувствовало себя обманутым — Вадим перестал соответствовать образу. С каждым днем протест звучал все громче, и наконец настал момент, когда бессознательное полностью захлестнуло рассудок. Вадим был изгнан. Удовлетворенное подсознание смолкло. Заговорил разум, а с ним — и совесть, и жалость, и любовь, которая отчасти сохранилась, правда, на рассудочном уровне. И когда он появился снова, женщина этому не очень противилась. Но тут опять возмутилось подсознание — образу желанного мужчины, который оно хранило и пестовало столько лет, Вадим больше не соответствовал… И все повторилось снова. Потом еще раз и еще. И будет, если не положить этому конец, продолжаться до тех пор… Впрочем, об этом мне бы говорить не хотелось. Вот, собственно, и весь сказ.

— Напрасно жалеете меня, доктор. Вы ведь хотели сказать: до тех пор, пока господин Панкратов не отдаст концы? Так ведь?

— В принципе так. Хотя я бы предпочел несколько иные слова.

— Существа они не меняют.

— Верно, не меняют. Но оставим это. Мы собрались не для того, чтобы предрекать себе скорую кончину, а, как раз наоборот, чтобы совместными усилиями ей противостоять. Юлия, вы еще не забыли, что у вас была идея?

— Была. Но после вашего разъяснения я поняла, что она не годится. Теперь у меня появилась другая. Дайте пару минут: я буду готова ее изложить.

— Ждем. У вас готова идея, Андрей?

— Не идея… Скорее, пометки на полях. Видите ли, затевая любое дело, полезно прежде всего подумать о самых неприятных моментах. Что я имею в виду? Случись что с женщиной, Вадим немедленно окажется в списке подозреваемых. Причем, думаю, под номером первым. Наверняка вся их эпопея известна ее подругам, возможно, матери, словом — найдется несколько человек, которые сразу же укажут на него. Я прав?

— На все сто! И мать, и подруги, и соседи, и даже квартирная хозяйка. Однажды ей не повезло: она нагрянула в тот момент, когда меня в очередной раз выгоняли. А я сопротивлялся. В итоге хозяйка выслушала много «лестного» в свой адрес. Про тараканов, обдираловку, неуплаченные налоги…

— Ясно. Следовательно, необходимо обеспечить ему на… тот момент полное алиби.

— Или подготовить достойную замену…

— Не понял?

— Это и есть ваша новая идея, Юля?

— Вот именно. Сейчас объясню. Только уточню кое-что. Скажите, Вадим, у нее бывают депрессии или просто приступы плохого настроения?

— Разумеется, как у любого нормального человека.

— И как она себя ведет в такие периоды? Что делает?

— Хм, никогда не задумывался. Попробую вспомнить. Так, погодите… Ну вот, к примеру…

План был почти готов, когда часы в гостиной низким простуженным боем отсчитали семь.

История повторилась.

Однажды они расслышали тиканье часов и вообще обратили на них внимание именно в тот момент, когда разговор был почти закончен.

— Что это — семь? — Андрей был скорее недоволен, нежели удивлен.

Нечто подобное испытывали все остальные.

Время их не волновало. Похоже было, что эти люди с каким-то счастливым, детским легкомыслием готовы манкировать дневными обязанностями, поправ всякую ответственность. Последствия были безразличны.

Этой ночью, впервые за долгие годы тяжкого недуга, каждый почувствовал некоторое облегчение.

Боль отступила.

Призвав на помощь мрак черного леса, старый дом, конечно же, скрыл от гостей тусклый холодный рассвет.

Тот неуверенно сходил на землю, еще укутанную сизым туманом. Но бледные лучи осеннего солнца чудным образом просочились в души людей, и там забрезжила слабая, пугливая надежда.

ИРИНА ЛИТВАК

Ничего странного не было в этих звонках.

Звонил, разумеется, Вадим.

Звонил и молчал.

Сначала — ранним утром.

Пронзительная трель допотопного хозяйского телефона разбудила ее немедленно. Ощущение было такое, словно кто-то бесцеремонно схватил за шиворот, выдернул из уютного сонного царства и, основательно встряхнув, грубо окунул в неприветливый мир, изрядно выстуженный за ночь.

Чахоточный рассвет блуждал по мокрым крышам, искренне недоумевая, кому и зачем он здесь понадобился.

— Алё? — Спросонья голос прорезался с трудом. На секунду Ирине показалось, что на том конце провода ее просто не расслышали. — Алё? — повторила она громче, хотя уже знала: это не так. — Говорите! — Снова тишина и невнятные звуки чужого присутствия. — Ну что же ты молчишь?! — Она обращалась уже непосредственно к Вадиму, который — в том не было сомнений — жадно ловил каждое слово. Он снова не отозвался. — Свинья. — Сказано было без гнева и даже без злости — устало.

Она положила трубку, не сразу нащупав рычаг телефонного аппарата.

Приподняться не было сил. И желания.

Звонок был иезуитским.

Кому-кому, а Панкратову хорошо было известно, что резкие пробуждения действуют на нее самым удручающим образом. Ирина всегда просыпалась самостоятельно, без будильника, приблизительно в одно и то же время. Если же необходимо было встать намного раньше, начинались проблемы. Плохое настроение, апатия и головная боль на весь предстоящий