Стремление убивать - Марина Андреевна Юденич

только протянуть руку, чтобы коснуться рыжей шевелюры, привела в какой-то пустой полуразрушенный дом посреди пустыря, такого мрачного и грязного, что его вполне можно было принять за свалку. Вполне возможно, что это и была свалка.

И дом был под стать ей.

Убогий, с пустыми оконными глазницами, облупившейся штукатуркой, из-под которой проглядывали куски кирпичной кладки, похожие на огромные язвы, покрытые кровавой коростой.

Дом дышал запустением и гнилой могильной сыростью.

Сердце испуганно сжалось, а сознание отчаянно завопило, предупреждая о страшной опасности, которую чуяло на расстоянии, как умный пес. Но он превозмог страх и шагнул в черный провал единственного подъезда, двери которого были сорваны с петель, отчего дверной проем казался беззубым ртом, безобразно разинутым на изъеденном язвами лице.

Что-то жуткое шевелилось в зловонном сумраке подъезда…

Но удушливые объятия кошмара внезапно ослабли, откуда-то издалека, из реального мира в зловещую тишину заброшенного дома ворвались голоса. Шум становился все громче, и, еще не стряхнув с себя окончательно липкие клочья ужаса, Вадим медленно открыл глаза.

Окружающая действительность проступила нечетко, словно он взглянул на нее через окуляры бинокля, забыв при этом навести резкость. Когда же, не без труда моргнув несколько раз тяжелыми веками, он наконец смог различить открывшуюся взору картинку, то первым делом увидел себя. Зрелище было столь неожиданным, что Вадиму сначала показалось: ночной кошмар, переместившись с грязного пустыря, продолжается.

Он еще несколько раз моргнул, пытаясь отогнать видение, но оно не исчезало.

Теперь он видел себя еще более отчетливо. Двойник был бодр, подтянут и энергично говорил что-то, изредка сопровождая речь коротким, резким взмахом руки, словно разрубая ребром ладони воздух.

Жест прилепился с незапамятных времен, и когда мастера пиара начали работать над его имиджем, это импульсивное движение им активно не понравилось. Вадима долго и безуспешно пытались отучить от привычного жеста, а потом чью-то умную голову вдруг осенила идея прямо противоположная. Оказалось, что энергичный взмах руки, напротив, очень даже уместен и придаст облику героя элемент решительности и бескомпромиссности. Жест оставили в покое и стали даже всячески подчеркивать, теперь уже требуя от Вадима «рубить» воздух при каждом удобном случае. Как водится, с этой минуты делать это ему категорически расхотелось, и почти что рефлекторное движение стало даваться с трудом, как и многое другое, чего настойчиво добивались имиджмейкеры.

Двойник, однако, жестикулировал довольно активно, и, постепенно обретая ощущение реальности в полном объеме, Вадим наконец осознал, что наблюдает свое изображение на экране телевизора. Неясные звуки, разомкнувшие кольцо кошмара, медленно складывались в узнаваемые слова, теперь он расслышал и собственный голос, звучавший из динамиков:

— Любые упоминания о банкротстве компании, равно как и о тяжелом финансовом положении, не более чем откровенная ложь, которую распространяют силы, желающие подорвать не только нашу репутацию, но и веру в успех экономических реформ в России».

Сказано было неплохо. Вадим ощутил даже короткий всплеск гордости, но в этот момент картинка на экране сменилась.

Людская толпа, ощетинившись плакатами и транспарантами, бурлила на фоне внушительных железных ворот. Створки ворот медленно разверзлись. Из-за них неспешно выкатился массивный автомобиль, прокладывая себе дорогу, бесцеремонно втиснулся в живую плоть толпы. Люди отступали под напором тяжелой массы металла, но делали это неохотно. Некоторые, в порыве ярости и возмущения, стучали кулаками по глянцевому капоту, другие пытались залепить лобовое стекло развернутым плакатом.

Незнакомый голос за кадром бесстрастно комментировал:

— Однако заявления владельца холдинга Вадима Панкратова день за днем опровергала сама жизнь. Сотни рабочих вышли на улицу с требованием пересмотреть итоги приватизации. Кадры из нашего архива запечатлели митинг у проходной одного из заводов. Лимузин Панкратова с трудом прокладывает себе путь сквозь плотную толпу митингующих. Столь же проблематичным становилось и дальнейшее развитие его империи. Стремительный рост холдинга заметно сбавлял обороты и вскоре замер…»

Неуклюжие пальцы наконец нащупали на полу пульт, торопливо нажали первую попавшуюся кнопку.

Пространство вокруг немедленно заполнил грохот тяжелого рока, и яркие кадры помчались в бешеном темпе, сменяя друг друга с такой скоростью, что уловить содержание происходящего было невозможно. Несколько минут Вадим тупо смотрел на экран, оглох-нув и чувствуя, что комната вместе с ним начала кружиться, словно зацепившись за дьявольскую карусель модного клипа, и лишь потом, собравшись с силами, отыскал на пульте нужную кнопку.

Экран потух, и наступила тишина.

Комната, однако, продолжала вращаться, медленно, покачиваясь, словно и вправду подхваченная колесом невидимой карусели. Предметы плыли перед глазами, а к горлу подкатывал отвратительный ком тошноты. Он попытался подняться и сесть на диване. Попытка удалась не сразу, но когда тело приняло наконец вертикальное положение, приступ головокружения прекратился.

Вадим огляделся.

Пустая бутылка из-под водки и вазочка с орешками на журнальном столике объясняли все, без какой-либо дополнительной информации. Впрочем, ее и не было. Вчерашний вечер напрочь исчез из памяти, как исчезали из нее теперь ночи, дни, а случалось, и целые недели. Очевидно было только то, что он забылся на диване в гостиной, не дойдя до спальни, не раздеваясь и не успев даже выключить телевизор, который разбудил его теперь.

Несмотря на мерзкое состояние, Валим нашел в себе силы усмехнуться тому, что проснулся, услышав собственный голос, хотя передачи, надо полагать, начались с раннего утра.

Сейчас был уже полдень.

Делать было совершенно нечего.

Встать с дивана, дойти до ванной комнаты, умыться и вообще привести себя в порядок не было сил. Хотелось пить, но утолить жажду можно было только водой из-под крана: в холодильнике не завалялось даже бутылки минеральной воды, не говоря уже о баночке пива.

Он принялся вяло вспоминать, когда же были сняты промелькнувшие на экране кадры.

Выходило, что совсем недавно, не более года назад.

Сейчас в это верилось с трудом.

Бесстрастный голос за кадром сказал правду, и ситуация в компании уже тогда была напряженной. Промышленные гиганты, приватизированные стремительно и практически за бесценок, только сначала казались выгодными приобретениями. Очень скоро Вадим почти физически ощутил на своих плечах их свинцовую тяжесть. Гигантские, казалось бы, средства, легко заработанные в годы романтического капитализма, золотой поры русского предпринимательства, стремительно — увы! — отлетевшей, таяли, как разноцветные шарики мороженого в жаркую погоду. Не помогали ни иностранные менеджеры, ни социальные программы, ни правительственные кредиты, ни налоговые льготы. Огромные серые прожорливые монстры, окутанные удушливым туманом, покрытые коростой копоти и грязи, все перемалывали своими мощными челюстями и снова требовательно разевали жадные пасти. Впрочем, насытиться цивилизованной пищей, которую предлагали новые хозяева, гиганты не смогли бы даже при желании. Чудовища привыкли к человечине, вдоволь потребляя ее с момента закладки первого камня в их фундамент.