Стремление убивать - Марина Андреевна Юденич

Они и возведены были на костях и переваривали каждый год в своих утробах жизни тысяч рабов, батрачивших за миску дрянной похлебки и убогую крышу над головой. Созданные рабовладельческой империей машины работать могли только по ее законам и правилам. Наивная фантазия — приспособить их к работе в режиме свободного рынка — была сродни безумной попытке заправить лошадь высокооктановым бензином.

Когда Вадим понял это окончательно, оказалось, что огромную, совсем еще недавно процветавшую компанию уже заграбастал своей грязной лапой беспощадный гигант и неумолимо тащит прямехонько в пасть. Он ощутил на себе огненное дыхание молоха; ржавые клыки, жутко лязгнув, сомкнулись, раздирая в клочья и кроша отлаженный до совершенства механизм его детища, и немедленно вновь обнажились в голодном оскале, нацелившись уже лично на него. Но и тогда он смог бы еще переломить ситуацию через колено, что случалось ему проделывать не раз и не два за годы своей головокружительной карьеры. Вырваться из железных лап монстра изрядно потрепанным, но живым и готовым к тому, чтобы все начать сначала.

В отличие от сотен таких же отчаянных авантюристов, как и он, рискнувших на заре новой эры в России высунуть голову из теплых малогабаритных нор и поставить на кон единственное, чем располагали в ту пору — гарантированное место работы, — в погоне за эфемерным вольным заработком, он умел подниматься после падений. Даже самых головокружительных и по определению смертельных. Был в душе какой-то стержень, помогавший каждый раз собирать себя заново, соскребая с булыжников мостовой плоть и собирая раздробленные кости.

Встал бы он и теперь.

Но уже была в его жизни Ирина.

Вернее сказать, именно в тот момент она впервые выскользнула из его рук.

И все пошло прахом.

Когда три года назад Ирочка Литвак, страшно волнуясь, вошла в огромный кабинет, обставленный со всей роскошью, на которую только хватило фантазии у тридцатисемилетнего нувориша, будущий патрон даже не удосужился взглянуть на нее внимательно.

Достаточно было того, что девчонка была довольно привлекательна, неплохо, судя по документам, образованна и до смешного напуганна, а значит — скромна. Стропа, властолюбивых секретарш Вадим не любил, изрядно натерпевшись от них в своем сиром прошлом. Гладко причесанные а-ля «business woman» девочки-фотомодели в приемных отчего-то тоже не очень вдохновляли. И когда тихая и услужливая его секретарь вдруг собралась рожать, задача подыскать новую оказалась не так уж проста.

Ирина пришла по рекомендации кого-то из приятелей, кого именно — он теперь не помнил, хотя это было странно. Вадим взял ее на работу, едва пробежав глазами по анкете, заполненной аккуратным почерком завзятой отличницы, и перебросившись с ней несколькими фразами. Интуиция его и на сей раз оказалась безупречной: она не только удивительно органично слилась с интерьером приемной, но оказалась на редкость толковой девочкой. Впрочем, главное ее достоинство, которое уже очень скоро Вадим оценил в полной мере, заключалось в потрясающем умении сразу и абсолютно точно определять место человека в сложной иерархии взаимоотношений, существовавшей внутри финансовопромышленной империи.

Его империи.

Без каких-либо указаний и тем белее разъяснений она всегда безошибочно определяла, о ком следует доложить незамедлительно, а кого нужно технично выпроводить из приемной. Распознавала нужные звонки в бесконечном перезвоне множества телефонов, невозмутимо отвечая на все прочие: «Вадима Юрьевича нет в офисе. Что ему передать?»

— Скала! — со смешанным чувством восхищения и досады отозвался о ней его однокурсник Миша, регулярно наезжавший в Москву из далекого Уральска исключительно ради того, чтобы «раздавить» бутылку дорогущего виски в шикарной комнате отдыха знаменитого теперь на всю страну приятеля. А после, разомлев, в сотый раз пересказать историю про го, как, будучи в сильном подпитии, они решили заночевать в стенах альма-матер и улеглись на верхней лестничной площадке, уверенные, что там их не обнаружат. Но утром с чьей-то ноги свалился неимоверно грязный ботинок, угодив прямо на голову декану, как назло именно в этот момент оказавшемуся на лестнице.

Вадим ценил достоинства нового секретаря, но общался с ней, как и при первой встрече, все как-то вскользь, ограничиваясь короткими репликами-указаниями. Иногда скупо хвалил. И уж совсем редко удостаивал улыбкой или шуткой, брошенной на ходу.

Спустя полгода он совершенно случайно переспал с ней.

Произошло это в день рождения Ирины, по поводу которого была устроена служебная вечеринка. Он внезапно вернулся вечером в офис, чем вызвал переполох среди сотрудниц секретариата, устроивших застолье, и вдруг, неожиданно для себя, пожалел испуганных женщин, а больше всех — помертвевшую виновницу торжества.

По случаю праздника она распустила копну густых медно-рыжих волос, обычно собранных на затылке в аккуратный «учительский» пучок, и Вадим впервые залюбовался ими.

Пышная грива словно призвана была подчеркнуть хрупкость плеч и нежный овал тонкого лица. Что-то трогательно-детское было в этом невнятном еще облике, пока лишенном того неповторимого стиля, который обретают женщины в пору зрелости. Но в то же время было в нем и какое-то необъяснимое, отнюдь не детское очарование.

Сжалившись, он вдруг изъявил желание принять участие в застолье, чем смутил всех еще больше. После первых тостов и бокалов шампанского, осушенных подряд, один за другим, неловкость исчезла.

Потом он посадил ее в свою машину, искренне намереваясь отвезти домой, но, оказавшись рядом, на заднем сиденье, неожиданно велел водителю ехать на одну из городских квартир.

Ирина не проронила ни слова.

Ранним утром он был разбужен буйством грандиозной грозы, совершенно не ко времени — была середина марта — грянувшей в темном небе.

Спящий город ее не ждал.

Он еще грезил зимними снами, а в самых укромных уголках лежал, затаившись, грязный снег, свалявшийся, как старое одеяло.

Позже Вадим разглядел в неистовом буйстве природы, восставшей той ночью против законов мироздания, грозное знамение, обращенное лично к нему. Тогда же оглушительные раскаты грома стали всего лишь дополнительным поводом для отвратительного настроения, в котором он, собственно, и проснулся. Странное опьянение, в которое впал накануне, не столько от выпитого шампанского, сколько от кроткой, трепетной покорности, с которой приняла Ирина все, что случилось между ними, прошло. Теперь Вадим был зол на себя за то, что нарушил доселе незыблемый принцип: не заводить служебных романов.

Впрочем, необъяснимо раздражала его теперь и покорная женщина. Даже ее волосы, которые вчера казались чудным украшением, сейчас были неприятны, и он брезгливо отодвинул их рукой.

Резко откинув одеяло, рывком поднялся с кровати и, не оглядываясь, скрылся за дверью ванной комнаты.

Из подъезда Вадим выскочил стремительно, словно злобный чертик из табакерки, как передвигался всегда, пребывая в самом мерзком настроении или будучи сильно взволнован. На улице немедленно устроил