Илийка. Не смолкает прибой - Анастасия Антоновна Зорич

как раньше, а только ведет мелодию. Все настойчивей звучит чимпой. Мужчины становятся в круг, сосредоточенно и ритмично отбивая такт. Но вот с залихватским криком на середину вырывается один. Он подпрыгивает, коснувшись ладонями кончиков сапог, и идет по кругу в мерной, плавной пляске. Все быстрее танец, все стремительней. И вот уже, выкрикивая что-то высоким голосом, танцор вертится волчком, подняв руки к шапке. Тонкий, порывистый, носится он в огненной пляске, и никто не решается помериться с ним. С разбегу замирает он около Мариоры.

— Петря! — восхищенно шепчет Илийка.

Девушки становятся в круг. А Петря куда-то исчез, и нет Мариоры…

Парни кольцом обступают девушек. Круг то расширяется, то суживается.

Илийка все смотрит и смотрит сквозь густую листву. Внизу течет серебряная в лунном свете река. А на берегу словно ожила земля и танцуют цветы. Все это похоже на сказку.

Илийка задумался. «Что с тобой, Мариора? Когда ты опять будешь плясать с подругами на этой поляне?…»

И словно прочитав мысли товарища, Михай говорит:

— Не горюй, Илийка, Мариору и Антона не оставят в беде. Никто не подойдет к станкам, пока их не выпустят из тюрьмы. Все рабочие и их жены выйдут в воскресенье на улицу. Митря говорит — будет демонстрация.

Было совсем темно, когда мальчики возвратились домой.

— До завтра! — проговорил значительно Михай.

— До завтра! — отозвался Илийка.

Около дома на скамейке его ожидала Иляна. Она поднялась навстречу.

— Добрый вечер, — негромко сказала девочка. — Послушай, Илийка, у пас в мастерской завтра будет забастовка, ты это знаешь?

— Да.

— Мы бросим работу, когда на вашем заводе загудит гудок. А в воскресенье мы будем требовать, — Иляна с особенным чувством произнесла слово «мы», — свободы Мариоре и Антону Чебану. Все наши мастерицы выйдут на улицу.

Илийка нашел в темноте руку девочки и крепко пожал. От ее слов стало теплее на сердце. Значит, не только у них на заводе, во всем городе рабочие заступятся за Мариору и Антона.

— Послушай, я хотела попросить тебя, чтобы ты сделал мне подарок, — неуверенно начала девочка.

— Какой? — удивился Илийка. — Я бы тебе с удовольствием что-нибудь подарил, но у меня есть только ножик, а он девочке не нужен.

Иляна наклонилась к Илийке и очень тихо сказала:

— Я хочу, чтобы ты мне подарил то, что ты вырезал из дерева. Мы с подругами будем беречь.

— Ладно, бери, — согласился мальчик.

— Спасибо, Илийка. Ты добрый… — Иляна замялась и торопливо договорила: — Ну, спокойной ночи! Завтра будем все вместе. Когда ты бросишь работу, вспомни: я думаю о тебе.

— А зачем ты будешь думать обо мне?

— Чтобы не бояться. Я хочу быть такой, как ты. Мальчик смутился.

— Я хочу быть смелой и дружить с тобой…

— Хорошо, Иляна, будем такими же друзьями, как я и Михай.

Только когда девочка скрылась в темноте и вдали хлопнула калитка, Илийка медленно направился к дому.

Илийка никогда не отступает

Ануца, ссутулясь, молча сидела у окна. Сегодня она опять простояла целый день под стенами тюрьмы.

— Я постелю тебе здесь, — тихо проговорила мать, когда сын вошел в комнату.

— Нет, не надо, — поспешно возразил Илийка. Он ни за что не ляжет на постель Мариоры. — Она может даже сегодня ночью вернуться.

Ануца с благодарностью взглянула на сына. Она так нуждалась хоть в самой маленькой поддержке.

— Обязательно скоро вернется, — добавил мальчик, умащиваясь на своем коротком сундуке.

Илийка проснулся, услышав тихое всхлипывание. Он лежал с открытыми глазами, готовый сам заплакать и, понимая, что ничем не может утешить мать. Одиноко и пусто без Мариоры. И она там одна, среди людей, у которых нет ни жалости, ни справедливости — одна злоба.

Мать все плакала, и Илийке стало невыносимо больно за то, что она всю жизнь трудилась для него и Мариоры, за то, что она жила только ради работы, унижения, что она никогда не знала ничего хорошего. А теперь, когда Мариора выросла и он, Илийка, тоже, она опять не видит радости, а только горе и страх за него и сестру. И ни он, ни Мариора ничего не могут сделать, ничем не могут облегчить ей жизнь.

Илийка не в силах был слушать всхлипывания матери. Он встал с сундука, молча обнял ее и почувствовал, как слезы текут по его груди.

— Не надо, мама, не плачь, — шептал он. — Мариора вернется. Обязательно вернется… Ну пойми, мама, она не могла иначе.

— Мне женщины говорят: твои дети — орлята. Не каждая услышит такое. — Ануца прижала к себе Илийку. — Но ведь я растила вас, сынок, качала на коленях и думала: пусть дети вырастут счастливыми. А где оно, счастье?

— Мама, Мариора вернется! — Илийка гладил седые волосы матери, целовал их. — Не плачь, ты сама говорила, что в жизни так: одним — богатство, другим — горе. А Мариора не хотела, чтобы было так.

— Молчи, Илийка, не повторяй этих слов, слышишь? Если ты хочешь поступить, как твоя сестра, мне тогда незачем жить, — грустно произнесла Ануца.

Илийка не отходил от матери и все смотрел через окно вдаль, где за ореховым деревом розовело небо. В комнате стало светлей. Наступило утро.

Ануца поднялась, поправила платье — она так и не раздевалась в эту ночь — взяла ведро и ушла к колодцу. Илийка достал из сундука голубую сатиновую рубашку. Мать починила ее. Ведь он тогда оторвал кусок, чтобы перевязать голову Антона, и теперь она была с короткими рукавами. Когда-то он сказал Мариоре, что эта рубашка, ее подарок, приносит ему несчастье. Со зла сказал, хорошо зная — рубаха ни при чем, а теперь горько раскаивался, что слова эти сорвались с языка.

На самом деле он любил эту милую голубую рубаху, сшитую руками Мариоры, с белыми пуговками, которые она отпорола от своей блузки. Он очень берег подарок и надевал только по праздникам.

Ануца вернулась взволнованная.

— Ты не пойдешь сегодня на работу, ложись, еще поспи.

— Я пойду, — твердо ответил сын.

— Зачем ты так оделся? Ты знаешь, что будет сегодня на заводе? Мне соседка рассказала.

— Знаю.

— Я не пушу. Слышишь, Илийка, не пущу! — решительно произнесла Ануца.

— Мама, я должен идти, — проговорил Илийка и взял кепку.

— Садись завтракать! — прикрикнула мать.

За столом мать и сын молчали. Оба не могли есть. Илийка поднялся, собираясь уходить, и тогда Ануца схватила его за плечо.

— Не пущу на завод. Не пущу!

— Мама, я не могу, сегодня все должны быть вместе, — тихо и твердо сказал Илийка.

Ануца взглянула на