По следам серой царевны - Елена Николаевна Щигорцова

друга и не имея возможности выбраться. Йара взяла мешок, намереваясь их спасти – отнести хозяину. Обогнув конюшню, постучалась в избу, ответа не последовало. Оставлять мешок у крыльца на морозе значило обречь малышей на гибель. Йаре не оставалось ничего, как подхватить мешок с козлятами и пойти искать для них пристанище. Только она отошла от той избы, где свершилась кража, ей на встречу, смотрит, опять они крадутся. Видимо, успокоились, одумались, что такое добро неизвестно кому бросили, и вернулись за награбленным. Столкнувшись с Йарой они опешили и растерялись, не зная, что лучше: выхватить мешок или бежать. Йара разрешила ситуацию сама; увидав приближающихся мужиков, она разозлилась. И, не дожидаясь, что они намереваются делать, швырнула длинную ленту огня, даже не глядя, куда она попадает. Огонь полыхнул, захватывая на пути сухостой, заборы, поленницы, ряд домой и взвил вверх. Йара, оберегая мешок, прошла через бушующее пламя, ступая обыденно, как по полу, без всякой боязни.

Бородатый и чернявый, видя вышагивающую из огня девицу, не понёсшую никакой из этого вред, испугались до такой степени, что пали ниц, причитая мольбы о пощаде. И лежали, пока пламя не подобралось совсем близко. Неудачники-воры так на коленях и поползли назад, продолжая кланяться.

А Йара прошла мимо, даже не удосужившись взглянуть на них. Ей предстоял путь только вперед. И она пошла, оставив позади полыхающую деревню, вмиг наполнившуюся криками, воплями и суетой.

Но пройдя немного вперёд, как бы не была зла она на нехороших людей, остановилась, вспомнив, что оставлять за собой пепелища никак нельзя. Чернобог идет по пятам, зорко следит, выхватывая любую мелочь, связанную с ее местонахождением. Поставив мешок, Йара резко обернулась, и провела руками. Огонь исчез в тот же миг, словно его здесь и не бывало. Йара вздохнула и пошла дальше, ещё не зная, что этих минут пока бушевал огонь хватило, чтобы Чернобог высмотрел его.

Продвигаясь в эту же сторону по дороге после встречи со священником Федотом, Чернобог вдруг заприметил тоненькую струйку дыма, что вилась над лесом. Он вытянул шею, всматриваясь, откуда дым, а Ульян удивленно помотал головой:

– Че это лаптевцы средь бела дня бани топят. Вот чудики.

– Это в Лаптево? – Переспросил Чернобог.

– Ну да, – ответил Ульян, – с их стороны. Только с чего вдруг…

– Так, – перебил Черногбог, тыча пальцем по очереди в Гришуньку, и в него, – ты сейчас гонишь лошадь, что есть мочи, мы едем туда, а ты топай к этому бедолаге и шарь ключ, но только смотри меня одурачить. В этот раз тебе это так просто не сойдет.

И Чернобог, сбив с Ульяна шапку, резко дернул у него клочок волос. Ульян присел от боли, схватившись за голову.

– Будешь знать, собака, – пригрозил Чернобог, убирая вырванные волосы в карман, – надумаешь убежать, нашепчу хвост или хобот. Чтоб неповадно было.

Гришунька стеганул лошадь, и они помчались вперёд, туда, гдп виднелся дым, а Ульян, подобрав и натягивая шапку, направился к часовне, совсем не представляя, как он будет в святом месте шариться в поисках мешка.

Йара же, к тому времени потушив пожар, уже шла вперед. Случившиеся события сильно вымотали ее, и ноша была тяжелая. Ещё поднялся ветер, пронизывающий и холодный. Поэтому, миновав березовую рощу на подступах к новой деревне, встретившейся на пути, Йара начала слабеть. Бросить мешок она тоже не могла; так и шла медленным шагом, спотыкаясь и наклоняясь от сильных порывов ветра.

Вот впереди возвышенность, которую Йара преодолела с большим трудом, и в низине показались дома. Она поставила мешок, уже не в силах удерживать его перед собой. Прошла несколько шагов, волоча по земле несчастных козлят и опустила, уже и просто тащить не могла.

Деревушка попалась маленькая, в одну улицу вдоль леса, а с другой стороны – изогнутая лента реки с низкими песчаными берегами. Йара доковыляла до первой попавшейся избы. Была она изрядно старенькая, чересчур ветхая, стояла прижавшись между двух сосенок, крышей упершись прямо в стволы так, что невозможно было понять: или они держат избушку, чтобы она не рухнули, или избушка их подпирает. Сеней и крыльца не было. Йара толкнула дверь и, держась за стены, почти вползла внутрь. Опустилась на земляной пол сразу у порога.

В избе было холодно, печь давно остывшая, сумрак. Йара поёжилась, слабо пахло жилым. Понемногу, приподняв голову, осмотрелась. С полатей с любопытством и даже, как ей показалось, с какой-то надеждой смотрело на нее несколько пар детских глаз. Ребята были совсем маленькие, но сидели смирно. Рядом с детьми лежала женщина. Она даже не поднялась встретить вошедшую, только повернула голову и посмотрела на детей. Йара почувствовала эту слабость, жизни в женщине оставалось очень мало. Если из неё сейчас начать тянуть силы, то она тут же умрёт. Йара издала тихий протяжный стон от отчаяния, высасывать из едва живой матери или ее детей последние силы было верхом кощунства. Но эти силы так сейчас требовались Йаре. Было хотя бы тепло, это могло ее тоже немного вернуть к жизни, но даже встать затопить печь от слабости никто не мог.

Дети продолжали смотреть на неё выжидательно и шлепали пухлыми губёшками, как птенцы, требующие еду. Женщина лежала, иногда открывая глаза и посматривая на детишек с застывшим отчаянием и болью. Видимо, болезнь понемногу медленно овладевая ей, наконец победила. Йара могла так лежать очень и очень долго, умереть она не могла, а вот по крошечкам слабнуть это могло длиться месяцами. Перспектива неутешительная, да еще видать, когда рядом погибают другие.

От безысходности и понимания, что никто не поможет, Йара зашептала, без слов одними губами и мыслями:

– Отец всемогущий, Сварог великий, помоги, защити, обрати сюда взор свой, не дай мучиться и погибать, милости просим и тепла, нет более на земле правды и света, чем твоя. Помоги нам в трудные минуты, яви милость свою…

Стояла тишина. Йара перестала даже губами шевелить, обращаясь к Сварогу только мыслями. Детишки на холодной печи, поняв, что от гостьи тоже нечего ждать, прижались к матери и затихли. Надежда на что-то лучшее таяла, как и день.

И вот в этой тишине и темноте раздался далеко за избой треск. Никто не обратил на него внимания. Треск усилился, и приближался, шум нарастал. Стало слышно, как закачали своими могучими лапами ели, как засвистел ветер. Вокруг всё затрещало, будто огромный медведь пробирался средь поваленных деревьев и