Тиран Рима - Саймон Скэрроу

- Но не я. С меня хватит политики. Как по мне, все, кто в неё играет, стоят друг друга. Нерон, Тигеллин, Поппея, Пизон, Сенека… даже вы.

Веспасиан резко повернулся к нему и пару мгновений зло сверлил взглядом, прежде чем заговорить.

- Ты можешь так думать, Катон. Но правда в том, что ты уже занял своё место во всадническом сословии. Теперь ты – часть аристократии. Кто знает, насколько высоко ты ещё поднимешься? Хочешь ты того или нет, человек твоего ранга уже принадлежит нашему миру, и однажды ты сам окажешься в положении, подобном моему. И что ты тогда сделаешь?

- Сделаю то, что правильно. Как всегда старался. Я останусь солдатом и не стану лезть в политику.

- Ради богов, Катон, очнись. Ты умнее, чем притворяешься. Хватит вести себя как какой-то новичок в Академии Платона40. Мир вокруг – сплошная каша. В нём нет философских или моральных абсолютов. Мы живём, действуем и умираем в зависимости от обстоятельств, которые нас поджимают. Так было всегда для тех, кто служит Риму. Вся эта правда прячется под красивыми сказками о чести, славе, традициях и божественном предназначении. Мы делаем то, что делаем, чтобы выжить и получить власть, которая обеспечит нам это выживание. Если это совпадает с благом Рима, мы так это и объясняем другим и самим себе, когда не хватает честности. Не поймёшь сейчас, поймёшь позже. Поверь мне.

- Поверить вам? После такой речи? Я и не знаю, с чего начать верить человеку, который говорит такое.

- Ну что ж. - Веспасиан резко поднялся. - Тебе пора. Нам обоим нужно готовиться к отъезду из Рима.

Он проводил Катона до двери виллы. На пороге они остановились лицом друг к другу. Повисла неловкая пауза, после которой Веспасиан протянул ему руку.

- Удачи, Катон. Что бы ты обо мне ни думал, я желаю тебе добра. И буду молиться за твою безопасность и успех. И за этого прохвоста Макрона тоже.

Катон помедлил, затем пожал руку сенатора.

- И пусть вам сопутствует Фортуна, командир.

Ослабив рукопожатие, он развернулся, вышел за дверь, спустился по нескольким ступенькам и направился к своему дому. Мысли тяготили его сильнее, чем прежде – как и предупреждал Веспасиан. Ответы нередко оказываются проклятием куда хуже, чем вопросы, что их вызывают.

Идя по улицам Рима, он всей душой желал выбраться из этого города и от всех тех, кто плёл интриги, врал и толкался локтями в погоне за властью, не считая, по каким трупам придётся пройти ради своего честолюбия. Он понял – как никогда прежде, – что самое большое, на что вообще можно надеяться, это найти тех немногих друзей и близких, кому можно доверить свою жизнь. И самому отвечать на их привязанность и верность тем же.

При этой мысли сердце его немного оттаяло. Он с нетерпением ждал, когда снова будет служить рядом с Макроном. А прежде, когда сможет провести хотя бы немного времени с Клавдией и Луцием, наслаждаясь каждым мгновением. Только боги знали, сколько их у него будет, прежде чем придут новые приказы, и им снова придётся сражаться за Рим.

*************

ПРИМЕЧАНИЕ АВТОРА

Почти сразу после своей смерти император Нерон стал объектом ожесточённых нападок со стороны многих своих современников – тон, который затем подхватили римские историки, писавшие о нём позже. Как отмечает Мэри Бирд в своей превосходной работе об императорах, Emperor of Rome, те, кто погибал насильственной смертью, как правило, воспринимались впоследствии как злые деспоты. Это естественно: пережившие тяготы правления подобных людей были склонны изображать их в нелицеприятном виде. Не менее естественно – хоть и не похвально – что находились те, кто с готовностью обрушивал своё порицание на умерших, хотя при их жизни щедро пользовался благами их правления и представлял себя другом императора. Никому не хочется ассоциироваться с тираном, и такие льстецы стремились отмежеваться от покойного Нерона при первом же удобном случае. Точно так же многие оказавшиеся «не на той стороне» в конце Второй мировой войны поспешили объявить, что всегда были тайными противниками фашистов. Несомненно, то же самое случится и с тиранами наших дней, когда они уйдут.

В случае Нерона нет особых сомнений: он был посредственностью, чьё самолюбование так и не было должным образом обуздано окружающими, и потому они тоже разделяют ответственность за его злоупотребления. Он был инстинктивно мстительным и избавлялся от тех, кого считал превосходящими его собственные скромные таланты певца, музыканта, писателя или актёра. Он убил свою мать и сыграл ключевую роль в смерти своей бывшей жены. Вместо того чтобы служить интересам своего народа, он оставлял повседневное управление империей другим, сам же предаваясь самолюбованию и наслаждениям, одновременно настаивая, что никто ничего не знает лучше него.

И всё же Нерон – или его советники, или те и другие – прекрасно понимали необходимость потакать аппетитам толпы. Он устраивал пышные развлечения и обеспечивал жителей Рима продовольствием. После большого пожара он постарался быть замеченным в роли покровителя пострадавших – и в то же время выделил подходящее меньшинство, чтобы представить его виновником катастрофы. Точно так же на протяжении всей истории козлы отпущения подвергались жестоким нападкам со стороны популистских политиков, стремящихся отвлечь массы и направить их недовольство друг против друга, а не против тех, кто их угнетает.

В этом смысле (подпевайте, друзья) Нерон был самым что ни на есть образцовым современным мегаломаном…

Как и всякий тиран, Нерон опирался на военную силу, чтобы защититься от убийц, преследовать врагов и навязывать свою волю. В этом смысле ему верно служили командиры Преторианской гвардии – Бурр и Тигеллин. Хорошо известно, что преторианцы часто играли решающую роль в «системе» передачи власти в империи, свергая одних императоров и возводя на трон других. Поэтому императоры из кожи вон лезли, чтобы обеспечить их лояльность щедрыми наградами. В то же время ещё при Августе, первом императоре, стало ясно, что преторианцы представляют собой определённую угрозу. И тогда Август выделил три преторианские когорты и сформировал из них отдельное подразделение – Городские когорты. Это позволило несколько уравновесить военную силу в столице и давало императорам возможность стравливать одну часть гарнизона с другой.

В других частях империи легионы и многочисленные вспомогательные когорты были рассеяны по различным провинциям. Императоры следили за тем, чтобы солдатам хорошо платили и время от времени выдавали щедрые премии. При этом такая рассредоточенность затрудняла для полевых командиров сбор достаточной силы,