Благовест - Алиса Клима

class="p1">– Когда она лежала у меня на руках, она прошептала: «Из…» Я долго размышляла и пришла к выводу, что речь шла об изоляторе, а не каком-то непонятном «из»! Я думаю, она оставила там знак – доказательство ее невиновности или виновности кого-то еще. В ту ночь они с Грязловым почти одновременно покинули зал. Что-то произошло между ее уходом из зала и возвращением, о чем мы не знаем. Но догадываемся. На стакане в комнате Грязлова был след от красной помады… Я видела Грязлова с Рябовой…

Ларионов неожиданно сжал Вере запястье.

– Вера, послушай меня, – сказал он тоже тихо. – Ты не должна лезть в эти дела.

Она было попыталась возразить, но Ларионов вдруг прижал ее лицо к своей гимнастерке.

– Тихо, девочка. Слушай меня внимательно. Я знаю о делах Грязлова. Я знаю, что он подлец, – спокойно заговорил Ларионов. – Но у меня ничего на него нет. Пойми, – он отпустил Веру, и она теперь его слушала, – никакие свидетельства Анисьи (тем более ее больше нет в живых), свидетельства Клавдии или твои не поспособствуют решению дела. Для любого следственного органа вы – зэки. А ты проходишь по пятьдесят восьмой как враг народа, Вера. – Ларионов произносил последние слова с досадой, но уверенно, не оставляя места для эмоций, а приводя лишь факты. – Я сам решу этот вопрос. По-своему.

– Это как же? – с подозрением спросила Вера.

– А вот так, – улыбнулся наконец Ларионов. – Как мужчина и военный, без привлечения женщин. Прошу тебя держаться подальше от Грязлова и всех этих скользких дел. Иначе лишу вас с Клавдией всех полномочий, – добавил он нарочито сурово, и Вера открыла рот. – И вот еще что. В лагере будут перемены. Мы должны снять практически всех с работ по зоне и поставить на общие – таков приказ из центра. Мне теперь не до Грязлова, – устало закончил он. – Надо думать, как не лишиться лучших людей. Не погубить их. Еще пара месяцев, и – зима…

Вера смотрела на него теперь сочувственно. Значит, их ждут еще более суровые времена. И Ларионову надо придумать десятки ходов, чтобы не вызвать ярости центра и спасти побольше не годных для работ на делянке людей.

Вера вздохнула и плюхнулась на диван.

– Какое, право, было ребячество сегодня с нашей стороны, – вымолвила она, и в глазах ее заблестели слезы. – Простите.

Ларионов опешил. Он вдруг опустился перед ней на колени и принялся осторожно и нежно целовать кисти ее рук.

– Я так испугался за тебя, – прошептал он. – Каждый раз, когда ты что-то затеваешь, я боюсь, что это тебе навредит. Прояви немного терпения, не вороши осиное гнездо, Верочка. Я смогу сберечь тебя для твоих родных, если ты сама мне в этом поможешь…

Вера замерла. Она смотрела на его склоненную голову, его послушные темные волосы. Теплое дыхание касалось ладоней и, казалось, проникало вглубь ее существа миллионами электрических разрядов. Ей захотелось запустить руку в его волосы, прижать голову к своим коленям и позволить естественному ходу событий распоряжаться их жизнями. Но это было так страшно: просто позволить течению жизни повелевать судьбой.

Она выпростала руки и поспешно поднялась с дивана, качнувшись от волнения. Ларионов поднялся вслед за ней, раздосадованный на свою очередную слабость.

– Ты уходишь?

– Да, – тихо промолвила Вера. – Пойду в барак. А вы все же проверьте, кто такой Грязлов и кто такая Рябова: хотя бы понять, что за фрукт эта тихоня…

– Обещай мне, – тихо проговорил Ларионов. – Обещай более не вмешиваться в лагерные дела. Это все, о чем я прошу. Пока ты под моей защитой и все считают тебя моей женщиной, тебе ничего не грозит, – ласково сказал он, а Вера вспыхнула от его слов. – Но в любой момент все может измениться не в нашу пользу, Верочка. И поэтому я прошу тебя быть благоразумной. Тебя ждут мать и сестра. И скоро ты с ними соединишься…

Вера метнула на него тревожный взгляд и вышла из комнаты. На пороге она столкнулась с Федосьей.

– Ох, дела, дела, – дежурно пропыхтела та. – Вот и танцы! Разобрались-то с хозяином?

Вера кивнула и неожиданно погладила Федосью по плечу.

– Может, тебе в гостевой постелить, дитятко? – спросила Федосья. – Хватит в бараке маяться. Все одно – вся зона про вас почти год как судачит.

Вера нежно и устало улыбнулась:

– Пойду я, теть Федосья. Не место мне тут.

Вера ушла в барак, а Федосья поспешила накрывать к ужину, неодобрительно качая головой. Валька вскоре тоже вернулась в дом, и все, как казалось, снова стало прежним: Ларионов сидел в своем кабинете, Вера в бараке, а женщины – в кухне.

Но по лагерю уже пронесся слух: Ларионова повысили, он может в любой момент покинуть зону, и в центре готовятся неблагоприятные для всех перемены.

– Что опять стряслось? – принялась сплетничать Валька. – Я дюже хорошо наплясалась.

– Не знаю уж что и сказать, – устало выдохнула Федосья. – Чаи давай гонять. Наше дело маленькое: обслужить хозяина да помалкивать. Ирку, видать, заругал он: вышла опять вся в слезах, а он закрылся.

– А Клавка белены объелась, поди, – прыснула Валька. – Девкам так долго немужними быть плохо. Надо такое выдумать! Ирку к Мартынову приревновать. Вот чудно!

– Нечисто тут что-то – правда твоя. – Федосья захлюпала наконец чаем, и на лице ее изобразилось блаженство. – Во всем виновата гордость. Ирка майора – тьфу ты, комиссара! – почитай год как жеребца за повод водит. Я всегда говорила: зажили бы вместе, и кончились бы все эти беды!

Валька ухмылялась и закручивала волосы на макушке.

– Скажете вы тоже иногда. Все в кучу валите вечно. Господь с вами! При чем тут зажили, не зажили?

– А при том! – вымолвила с осведомленностью опыта Федосья. – Брожения все эти – дело вредное. А когда баба при мужике, она им занимается и в голову всякие прочие глупости не берет. А мужик бабой занимается: и пить ни к чему, и дурить ему, потому как вся его сила в бабу уходит.

– Так-то да… – протянула Валька. – Хоть натанцевались вдоволь. Спать хочу дюже. Лясы с вами точить даже нет мочи. – Валька с истомой потянулась.

Вскоре огни по лагпункту погасли. Наступила ночь.

Глава 4

По истечении нескольких дней Клавку выпустили из ШИЗО. Мрачнее тучи она вошла в барак и плюхнулась на свое место. Женщины, вернувшись с нарядов и с делянки, бросились к ней с расспросами. Клавка нарочито отворачивалась с оскорбленным видом и игнорировала Веру.

Вера все же первая прервала молчание.

– Ну уж извини, – промолвила