Благовест - Алиса Клима

Красин, как все напряженные и скованные люди, быстро пьянел и становился заполошным.

– Да, честно говоря, вся эта история с праздником кажется мне неприемлемой, Григорий Александрович, – сказал он, раскуривая папиросу Ларионова. – Как вы планируете решить вопрос, кроме идеи провести праздник силами администрации? Хоть товарищ Губина и весьма страстная дамочка, я бы не делал на нее ставки, – ухмыльнулся он.

– А зря, – весело прищурился Ларионов. – Поверьте, она – талантливая актриса.

– Возможно, – не поняв иронии, продолжал Красин. – Но я подозреваю, что среди вашего контингента есть и более одаренные кадры. Андрей Михайлович всю дорогу убеждал меня, что вы тут воспитали не только пролетарский дух в ваших подопечных. Но что среди них есть чем поживиться и в физическом, так сказать, отношении.

Ларионов криво улыбнулся, но угрюмо взглянул на Туманова. Туманов насупился и смотрел в тарелку, как провинившийся пес.

– Вас интересуют женщины? – невозмутимо спросил Ларионов. – Пролетарского тела захотелось?

Красин неприятно засмеялся, снова не уловив издевки.

– А вы шутник, товарищ комиссар, – сказал он, уже достаточно захмелевший.

– Не более чем Андрей Михалыч…

– Так вы что, брехали, Андрей Михалыч? – спросил, перегнувшись к Туманову, Красин.

– Я?! – пробурчал, краснея, Туманов. – Не то чтобы… Но я надеялся, что Григорий Александрович что-нибудь сообразит в виде, кхе-кхе, исключения.

Федосья следила за лицом Ларионова в ожидании сигналов. Но тот на нее пока не смотрел.

На плацу стало шумно. Ларионов понял, что заключенные вернулись с делянки, и сердце его мгновенно заколотилось. Он вдруг почувствовал опять опасность для них и для Веры. Все в нем противилось организации бордельных утех для комиссии. Но он беспокоился, что недовольство не слишком дружелюбного Красина может навредить его людям.

– Мы хотели бы осмотреть ваш контингент, – тут же подтвердил опасения Ларионова Красин.

Ларионов метнул взгляд на Федосью. Та сразу поняла, что имел в виду начальник, и выскользнула из дома. А Ларионов хотел, чтобы она указала охре построить заключенных так, чтобы лагерные женщины, вовлеченные в «социальное обслуживание», как называла это Губина, оказались в первом ряду, и чтобы Красин в случае чего смог выбрать для себя кого-то из них.

На плацу заключенные стояли, как обычно, шеренгами – продрогшие и усталые, измученные ветром и голодом. Стояли в ожидании переклички. Все уже знали о проверке и все были готовы, что для каждого из них она может обернуться чем угодно.

Туманов и Красин шли вровень с Ларионовым, который что-то им объяснял, пока велась перекличка. Он кивнул в сторону лагерных «социальных работниц», после чего Красин, впервые за весь день оживившись и посмеиваясь, стал делать обход с Тумановым.

– Носки выровнять! – прикрикнул Грязлов. – Вечно расхлябанные стоите! Как шваль на Хитровке.

Вера из второго ряда шеренги разглядела из-за плеча Ангелины шедшего немного позади Ларионова знакомого ей уже Туманова и с ним – члена комиссии в петлицах майора, придвигавшихся ближе к строю. В последнем ощущалось что-то неприятное и отталкивающее, несмотря на то, что внешне он был ладным и приличным. Туманов не вызывал такой неприязни, скорее улыбку. Вера помнила, как с голым задом летел он под гору прошлой осенью, когда ее «покрестили» ШИЗО. В ее восприятии тот был забавным стариканом. А вот Красин показался неуютным человеком. Она чувствовала в нем что-то сродни Грязлову – какую-то хладность к людям, отчужденность от жизни.

Члены комиссии поравнялись с колонкой Веры. Ангелина явно строила энкавэдэшникам глазки: Вера живо представляла знакомые, словно заученные ужимки. Она опустила голову, не желая встречаться глазами с Красиным и боясь смотреть на Ларионова.

Клавка выглянула из-за Таты. Сразу заметила напряжение Веры. Не лицо – ее фигура напоминала ту Веру, что появилась в лагпункте год назад.

– Мне нравится то, что я вижу, – ухмыльнулся Красин, остановившись напротив Ангелины.

Та собрала губки в дудочку, призывно блуждала глазами и моргала.

– Да, мила-а, – мурлыкал хмельной Туманов, уже знакомый с рыжеволосой сиреной по прошлому визиту.

Ларионов старался не задерживать взгляд на Вере. Но он видел ее опущенную голову и точно знал, что это могло означать: прискорбное презрение, боль и отвращение ко всем подобным ему – этим людям в форме.

– Григорий Александрович, я бы хотел познакомиться поближе с той красоткой, – вымолвил Красин, будто после некоторых раздумий выбрав на прилавке шапку.

– Это – Ангелина, – сказал спокойно Ларионов. – Ангелина, выйди из строя.

Ангелина весело шагнула вперед. Красин захихикал.

– Нет, Григорий Александрович, я бы хотел другую, – сказал он немного заплетающимся языком. – Вон ту – за ней…

Ларионов почувствовал, как сердце его ухнуло, оттолкнулось от дна утробы и понеслось с невероятной скоростью биться в груди, а в глазах потемнело. Вера вскинула голову, как хищник, готовый к мгновенному прыжку: ноздри ее и челюсть напряглись. Она смотрела в упор на Ларионова этим своим решительным и пронзительным взглядом.

– Это невозможно, – довольно резко сказал он.

– Почему же? – разочарованно и даже раздраженно спросил Красин.

– Эту женщину уже выбрал товарищ Туманов, – вдруг сказал Ларионов, произнося слова раньше, чем успевал их обдумать.

По рядам пронесся легкий гул. Вера округленными глазами смотрела на Ларионова. Опешил даже Грязлов.

Туманов медленно развернулся к Ларионову.

– Я прошу уступить ее сегодня мне, – невозмутимо сказал Красин.

Ларионов инстинктивно уронил руку на кобуру с револьвером.

– Если товарищ Туманов готов, – произнес Ларионов, глядя в упор на старика.

– Так что? – усмехнулся Красин. – Махнемся бабами, Андрей Михалыч?

Туманов сглотнул ком в горле и медленно перевел взгляд сначала на кобуру Ларионова, затем на Красина.

– Так что? – повторил Ларионов тоном, не оставляющим выбора.

Возникла пауза. В тишине послышался щелчок затвора. Кто-то перезарядил винтовку. Этот щелчок словно отрезвил Туманова.

– Я не могу, – вдруг произнес он как-то по-стариковски обреченно. – Не могу.

Красин какое-то время недоуменно изучал Туманова, но потом засмеялся – неприятно и натужно.

– Они все одинаковые – эти шлюхи! – сказал он. – Беру тогда рыжую.

Толпа, казалось, ухнула от разрядки. Туманов бросил на Ларионова растерянный взгляд, и они продолжили обход. Грязлов обронил с ухмылкой, проходя мимо Веры:

– Что они все в тебе находят?!

Вера оставалась неподвижной. С одной стороны ее подпирала Инесса Павловна, с другой – Тата. Они подпирали ее не оттого, что Вера могла упасть, а для того, чтобы та молчала. Словно сжали ее тисками: «Молчать! Только молчать!»

Федосья влетела в кухню и крестилась без передыху.

– Что опять вы так взбеленились-то? У вас глаза – что твои плошки! – посмеивалась Валька.

– Господи, помилуй, спаси-сохрани! – заверещала Федосья. – Хозяин чуть хмыря московского не уложил на плацу!

– Да