Фернандо Магеллан. Том 3 - Игорь Валерьевич Ноздрин

А вокруг необычайная красота. Сквозь прозрачную воду видны диковинные разноцветные рыбы. На желтом песке клубятся буро-зеленые водоросли. С правого борта вышла в море каменистая твердь, с левого – зеленой шляпой всплыл на поверхность остров. Ветер гонит его вместе с волнами на отмели, грозит раздавить корабли, одеть пенными кружевами. Никого вокруг. Тишина. Только птицы кричат, ныряют за серебристыми рыбками. Только волны шумят, да ветер свистит в ушах. Позади Южно-Китайское море, впереди море Сулу, слева за островами пролив Балабак.

Ходят шлюпки, перевозят товары. Внимательно следят боцманы «Виктории» за водой в трюме. На флагмане спешат очистить отсек, заткнуть пробоину. Волны опустились до рифа, обнажили гладкую блестящую поверхность. Пробоина вылезла наружу. Но вот беда: не заткнуть дыру пластырем, не сдвинуть каравеллу с камня. Часами длится утомительная однообразная работа с постоянным страхом перед морем и усиливающимся ветром. Страшнее всего – сухое обнаженное дно с ползающими крабами, обрывками водорослей. Корабль перевернет на бок, старые подгнившие переборки не выдержат нагрузки и… Не устоят они и против прибойной волны, мощной стеною идущей с моря.

Ветер и мелкие волны качают каравеллу, ломается о рифы обшивка, корпус вязнет в грунте. Нечего и думать, чтобы сдвинуть ее с отмели шлюпками, завести якоря, тянуть лебедками. Нужна большая вода, способная приподнять судно с командой и грузом. Надо ждать и работать.

Заканчивается день, начинается ночь. Вспыхивают звезды над головами. Внизу что-то светится, плещется вода. Нет покоя вахтенным, поскрипывают насосы. Храпят утомленные моряки. Горит свет в каюте капитана. Офицеры ищут способ снять с мели корабль, подсчитывают руки и весла, распределяют роли на завтра.

«Надо потянуть «Викторией», – предлагает Элькано, чертит на бумаге план, где должна встать каравелла, при каком ветре поднять паруса.

«Нужно перетащить часть груза на берег», – советует Альбо, считает, сколько уйдет времени, потребуется людей. Необходимо много времени и еще больше сил, чтобы облегчить корпус, всплыть с рифа поплавком. Нет, так не пойдет… Надо с прибоем уходить на большую воду.

На следующий день подводят «Викторию», тянут якорями, тащат шлюпками, делают все возможное, пока тяжелый корпус со скрежетом не сползает с камня и по песку уходит на глубину.

Сутки длилась борьба за корабль. Совместными усилиями эскадры удалось сдвинуть его с места, спасти от волн и ветра. Спасибо Господу, уберег от несчастья! Изнуренные и счастливые моряки падают на колени, славят Христа, святых угодников. Благодать Божия присутствует на каравелле.

Не успело солнце склониться к закату, как новое свидетельство Божьей милости явилось народу. Моряк, за прошедшие сутки утративший силы и разум, неосторожно сбросил нагар со свечи в бочку с порохом. И – о чудо! – успел выхватить его оттуда. Событие так потрясло команду, что Пигафетта, улучивший минуту и записавший две строчки о мели у Бибалона, дописывает еще три о последнем испытании.

Удача способствует испанцам и в пиратских набегах. Встретив четыре пироги, направлявшиеся в Борнео, европейцы мужественно сразились с ними. После грохота орудий, свиста пуль, визга моряков, три вражеские лодки скрылись за островами. Четвертая попала в плен. В качестве трофеев морякам достались три тысячи кокосовых орехов, кои матросы пересчитали и поделили поровну между командами каравелл.

15 августа, в день Марии Августовской, у оконечности Борнео корабли наткнулись на островок, назвали его именем святой, бросили в гавани якоря. Вероятно, это был остров Банги.

* * *

Тишина стояла в бухте острова Святой Марии Августовской. Из леса доносились крики птиц, клекот и треск попугаев. Сонные волны медленно накатывались на песок, лизали берег, таяли с легким шипением, словно исчезали в пустом бочонке. Крупные крабы грелись на солнце среди камней, шевелили клешнями, сталкивались, как боевые машины Леонардо да Винчи. Неуклюжие на земле, крабы с поразительной легкостью передвигались в воде, сливались панцирями с темными валунами. Чайки делили добычу, дрались, копошились в выброшенной прибоем траве. Подсохшие и подгнившие безобразные космы валялись вдоль кромки воды по всей окружности уютной гавани.

Навстречу солнцу из тени деревьев по каменистому руслу весело бежал ручей, журчал, перепрыгивал через булыжники. Звери выходили к нему, осторожно пили воду, поглядывали на каравеллы. Крупный крокодил бревном валялся у берега, слегка покачивался на волнах, заливавших его бугристую голову с выпяченными полузакрытыми глазами. Рядом на песке грелся второй, чуточку меньше и совсем неподвижный. Они да серые кабаны были хозяевами острова.

Солнце поднялось высоко, берег опустел, на судах проснулись люди. Запахло дымом печей, готовили завтрак. Уставшие за две недели странствий моряки не спешили приступить к работе, отдыхали, лежали на палубах, жевали фрукты. Впервые после Брунея представилась возможность безмятежно валяться на прогретых досках, глядеть в небо, следить за полетом птиц, болтать со случайным соседом.

Позвякивали помпы, откачивавшие воду из трюмов; покрикивали стражники на рабов, сменявшихся у коромысел. Расплескало брызги упавшее за борт на бечевке ведро, гулко ударилось в обшивку, потеряло воду, стукнуло о палубу. Поскрипывали половицы, шипели жаровни. С флагмана доносилось кудахтанье кур, крики петухов, не ужившихся в тесной клети. Жалобно взвизгивали дверные петли. Из кубрика доносился храп, бранились вахтенные. Офицеры выходили из кают, рассматривали берег, мечтали отправиться на охоту.

«Пресвятая Владычица, Матерь Божья, святыми, всесильными мольбами отгони от меня, смиренного, окаянного раба Твоего, уныние, забвение, неразумение, нерадение, лукавые помышления, всякую скверну от поганого сердца и помраченного ума; погаси пламя страстей, яко нищ есть и окаянен. Избавь от лютых воспоминаний, освободи от злых дел. Благословенна Ты в женах, славится пречистое имя Твое во веке веков. Аминь» – слышится молитва отца Антония.

Мирный покой разлился по гавани. Потянуло дымок к берегу, поползла над водой белая змейка. Утопая лапами в песке, крокодил спустился к морю, лег на мокрый песок и лежал, окатываемый волнами.

Прошел час, второй. Юнги прекратили отсчитывать склянки, вахты остановились. На судах позавтракали, пошумели и снова затихли. Только храп и редкие разговоры нарушали безмятежность, да птицы вдруг пронзительно скандалили, хватали сброшенные за борт объедки, вылавливали из ила рачков.

Карвальо в своем гареме наслаждался жизнью. Он тоже освободился от «лютых воспоминаний», желал покоя.

* * *

На следующий день с утра на разведку отправились одетые в латы босые солдаты – обувь уже износилась. Они не обнаружили следов туземцев, прокололи ноги об устилавшие землю шипы и колючки. Охотиться в таких условиях было нельзя.

На кораблях застучали молотки, запели пилы – начался долгожданный основательный ремонт корпусов. Пусть не успели закупить доски на