Тиран Рима - Саймон Скэрроу

ни даже для того, чтобы удержать захваченные позиции. Постоянные интриги между Корбулоном и другими наместниками на восточной границе только осложняли положение. А главное – сама проклятая земля: бескрайние пустыни, где солнце плавило мозги в шлемах, и горные хребты, удобные для засады врага. Этот край уже стал братской могилой для Красса и его несчастных легионов. И не было ни малейшего сомнения – если Корбулон зайдёт слишком далеко в земли Вологеза, его ждёт та же судьба.

Но хуже всего было даже не это. Хуже – равнодушное признание Нерона: он намерен послать Корбулона и его солдат на смерть лишь ради собственного тщеславия, и чтобы унять собственные страхи насчёт лояльности старших офицеров. Катон почувствовал, как его пробивает холодный пот. Неужели все те сражения, все испытания, что он и Макрон пережили за годы службы – всё это было ради таких вот прихотей властителей вроде Нерона и прочих из клана Клавдиев? Стоила ли хоть одна из их побед подобной цены?

Годы он провёл на передовой, подставляя грудь под стрелы и клинки, сражаясь плечом к плечу с товарищами – и веря, что в целом они служат правому делу. Свет Рима против дикости и хищной ярости варваров. Конечно, он не был наивен, прекрасно осознавая, сколько несправедливости, глупости и подлости вершили те, кто творил имперскую политику. Но мир он повидал достаточно, чтобы признать: из всех зол Рим был наименьшим. Под его властью народы могли жить в мире, торговать, богатеть – всё, что требовалось взамен, это налоги и покорность законам Империи. В сущности, сделка была справедливая.

И, пожалуй, часть этой справедливости зиждилась на признании простой истины: порядок возможен только при правлении одного. Или хотя бы во имя одного. Катон понимал, что Нерон, по сути, – лишь вывеска, марионетка, власть которой растекалась по десяткам тысяч чиновников – здесь, в Риме, и по всей Империи. Самые важные решения он принимал не по велению разума, а по совету тех, кто был умнее – и, как правило, корыстнее. А самого Нерона куда больше занимали будничные радости жизни: зрелища, стихи, музыка, бесконечная охота за вдохновением на фоне роскоши, какую только могла породить Империя.

Они дошли до конца террасы, и Нерон, облокотившись на мраморное перильце, молча уставился вниз на гудящую человеческую массу, что клубилась внизу, на Форуме и улицах вокруг. Несколько мгновений он стоял неподвижно, затем повернулся к Катону.

- Никто не знает, что значит жить под тяжестью судьбы, какой она взвалила на мои плечи. Вся Империя, все её жители – все смотрят на меня. Ждут решений: и великих, и ничтожных. Ждут, что я сохраню порядок. Поэтому недопустимо, чтобы среди тех, кто мне служит, сеялось разногласие. Именно по этой причине я тебя вызвал.

«Ну вот, началось», - подумал Катон.

- Когда я назначил тебя командовать городскими когортами, я, признаться, не ожидал, что ты доставишь мне… неприятности.

- Неприятности, Цезарь?

- Мой верный друг Тигеллин сообщил, что ты расстроил не одного своего офицера и даже снял некоторых с должностей. Это правда?

- Так точно, Цезарь.

- И почему же ты это сделал? Один из них, между прочим, человек, которого я назначил лично.

- Альбаний плохо служил тебе, Цезарь. Он пренебрегал своими обязанностями и не соответствовал уровню, какого требует служение тебе. То же касается и прочих. Когда ты доверил мне командование когортами, ты сделал это из-за моей репутации воина. А значит, мой долг как солдата – следить, чтобы те, кто служит под твоими штандартами, были достойны званий и твоего доверия. Ты ведь ожидаешь от них не меньшего, Цезарь.

- Это верно… - Нерон задумчиво погладил дряблую складку под подбородком. - И всё же, не мог бы ты проявить немного мягкости по отношению к друзьям Тигеллина? Он ужасно расстроен из-за них. Мне неприятно видеть, как это его задело. Бедняга так рассердился, что наговорил о тебе всяких обидных слов. Мне бы не хотелось, чтобы вы ссорились. Постарайтесь поладить – ради общего блага, ради Рима. Мне бы очень хотелось, чтобы это дело вы уладили по-дружески.

Катону стоило немалых усилий скрыть презрение. Самый могущественный человек в Империи, и в то же время тот, кто отступает при первом же сопротивлении. Он медленно вдохнул, чтобы не выдать раздражения, и ответил ровным голосом.

- Цезарь, если мне приходится выбирать между тем, чтобы сделать городские когорты примером войска, которым ты мог бы гордиться и на которое можно положиться, и тем, чтобы утешить задетые чувства неумелых дружков одного из твоих приближённых, - то как солдат я, не колеблясь, выберу первое. Скажи, ошибаюсь ли я, Цезарь?

На лице императора мелькнула тень страдания – или, возможно, просто притворное сожаление – прежде чем он развёл руками в жесте бессилия.

- В твоих словах есть резон. Солдаты должны оставаться солдатами. Судьба Рима зиждется на тех, кто берёт в руки меч ради его славы. Видимо, придётся объяснить это Тигеллину.

- Уверен, он и без того всё прекрасно понимает, Цезарь. Могу ли я считать, что ты по-прежнему доверяешь мне исполнение моих обязанностей?

- Да… да, разумеется. Ты имеешь мою полную поддержку. Делай всё, что сочтёшь нужным, префект Катон. Вот и решено. А теперь я, наконец, могу уделить пару часов восхитительному обществу моей дорогой Поппеи. Я и так слишком долго сегодня ею пренебрегал. Ах, но ведь труд правителя бесконечен, а вот возможностей насладиться жизнью так мало. Считай себя счастливцем – тебе досталось всего несколько когорт, а не вся Империя.

Нерон довольно улыбнулся и зашагал прочь с неожиданной для его комплекции энергией. Катон посмотрел ему вслед. Он чувствовал облегчение – по крайней мере, на этот раз ему удалось дать отпор Тигеллину. Пока что, во всяком случае, император стоял на его стороне, и у него были развязаны руки, чтобы разобраться с Макрином и прочими мерзавцами.

Часть его, правда, испытывала странное разочарование. Если бы Нерон встал на сторону Тигеллина, у него был бы повод попросить об отставке – уйти с этой должности к церберовой матери и вернуться на свою виллу. Мысль была соблазнительная, но недостойная. Он прогнал её прочь. Пока что командование принадлежало ему, и вместе с Макроном они ещё покажут, на что способны. Нерон мог передумать завтра, через месяц – или через год. Но до тех пор городские когорты были его войском. Его людьми.

Он покинул террасу и, свернув не туда, в конце концов