Восьмерки - Джоанна Миллер

Лишь дважды она видела здесь знакомые лица из деревни: фермера, перегонявшего скот в Окспенс, и пожилых супругов, прижавшихся друг к другу возле лазарета Рэдклиффа. Ни в том ни в другом случае ей не пришлось уводить «восьмерок» подальше: отцовские прихожане не стали бы пускаться в разговоры, да они и не узнали бы ее на велосипеде, в студенческой шапочке и мантии. Это положение Марианну устраивает, и по многим причинам ей хочется, чтобы оно не менялось: вряд ли ей еще когда-нибудь придется пользоваться такой свободой.

После завтрака девушки намерены сразу же отправиться в Ботанический сад. Будет ли там Чарльз Бейкер, они не знают, но Дора нервничает, и ей не терпится идти поскорее. Она отказывается от завтрака, так что они идут в столовую втроем и усаживаются подальше от остальных, на самом краю стола.

— Вряд ли она спала ночью, — говорит Марианна, жалея, что не предложила переночевать в Дориной комнате, на полу.

— Не нравится мне, что она все время дрожит и плачет. Обычно она такая спокойная, — замечает Беатрис. — Вы знаете, что завтра у нее первый экзамен на степень бакалавра? Будет лучше, если мы пойдем прямо сейчас.

— Чертовски нелегко будет туда добираться. — Отто глядит в окно.

Марианна следит за ее взглядом. Кажется, будто боги накинули на террасу белую простыню. Интересно, играют ли сейчас дети на деревенской площади, перебрасываясь снежками через ограду церковного двора?

Они торопливо проглатывают остывшие тосты и кофе и прихватывают кое-что для Доры. Марианна, с благодарностью приняв от Беатрис крепкие ботинки, наталкивает в носки мятые газеты.

* * *

Поначалу сам характер их миссии помогает забыть о холоде: девушки погружены каждая в свои мысли. Они ступают осторожно, иногда поскальзываются и хватаются друг за друга, взмокшие в своих шерстяных одеяниях. На улицах так тихо, что Марианна почти ждет, что им навстречу сейчас выйдут какие-нибудь средневековые ученые, бродящие по городку, как бродили, должно быть, в те времена, когда университет был всего лишь скоплением монастырей и фруктовых садов. Они, наверное, тоже смотрели на колокольни, выкрашенные в белый цвет, и видели линию горизонта, словно прочерченную на свежей бумаге одним взмахом угля.

Когда они доходят до Брод-стрит, свет становится слабым, и теплый оттенок известняка тускнеет до холодного серого. Несколько отважных местных жителей катят мимо на велосипедах, но дороги покрыты четырехдюймовым слоем снега. В городе — режим тишины.

Почти через час они, запыхавшиеся и раскрасневшиеся, добираются до места назначения. Ботанический сад расположен ниже моста Магдален, у самой реки. Марианна цепляется за обледенелые перила, спускаясь по тропинке и пробивая путь сквозь высокие подушки сугробов, которые надуло с улицы. Холод забирается в ее новые перчатки. Идущая впереди Отто что-то бормочет Беатрис, а Дора с мрачным видом протаптывает тропу.

Вход располагается под замысловатой аркой. Она называется воротами Дэнби и украшена узорами из выступающих камней, статуями, щитами и прочими атрибутами гордости семнадцатого века. Марианну всегда удивляло, почему со стороны сада арка лишена всяких украшений и выглядит совсем простой, словно какое-то другое строение.

— Тысячу лет назад здесь было еврейское кладбище, — говорит Беатрис, осматриваясь вокруг.

— Не очень-то бодрит, — шипит сквозь зубы Отто.

К счастью, Дора всматривается через ворота в сад и их не слышит.

Остановившись в укрытии под аркой, они сбивают снег с ботинок и отряхивают юбки. В последний раз, когда Марианна бывала здесь, воздух благоухал и в ноябре, но сегодня пахнуть нечему — не чувствуется даже запаха гамамелиса. Она вспоминает, что сад был разбит для выращивания лекарственных трав. Доре сейчас пришлись бы кстати ромашка или лаванда, да и им всем тоже.

Буковые деревья стоят с отяжелевшими от снега ветвями — будто мука налипла на лезвие ножа. Низко нависают белые когтистые лапы елей. Слева — стеклянная оранжерея, создающая разительный контраст: в ней укрываются колючие пальмы, цитрусовые деревья с восковыми плодами и пышные орхидеи. За оранжереей — небольшие теплицы с кувшинками и папоротниками, из которых открывается вид на реку. Река Черуэлл остановила свой обычный бег, покрытая ледяной коркой.

От входа прямо по центральной дорожке тянется единственная цепочка следов.

— Непохоже на сапоги садовника, — замечает Отто.

Судя по отпечаткам, это ботинки с гладкой подошвой и квадратным каблуком.

Марианна берет руку Доры, обтянутую перчаткой, и сжимает ее изо всех сил.

Он здесь.

* * *

Они идут по следам, и Дору бьет крупная дрожь. Зубы стучат так, что чешется за ушами.

Малиновка, сидящая на спинке скамейки, смотрит, как они направляются по центральной аллее к главному пруду. Кроме этой любопытной птахи, вокруг все неподвижно. Пруд напоминает Доре глаз, затянутый катарактой; снаружи он обложен толстым камнем, а в центре застыли бледно-голубыми сгустками струи воды.

Следы ведут через проем в кирпичной стене в дальний сад, к пруду поменьше. Мужчина стоит в конце сада и смотрит на луг Крайст-Черч, где студенты собрались играть в снежки. Из-за деревьев доносятся приглушенные голоса. Мужчина кашляет, прикуривает сигарету и бросает спичку на землю. Голова у него не покрыта, кончики ушей розовеют под прядями густых темных волос. На нем университетский шарф в белую и темно-синюю полоску.

Беатрис неловко переминается с ноги на ногу.

— Хотите, я с ним поговорю?

— Нет, — отвечает Дора, и это слово вырывается из ее горла как хриплое карканье.

Она делает несколько неуверенных шагов к мужчине, осторожно ступая по его следам. Слышно только ее дыхание и скрип ботинок. Но ее сердце под пальто колотится, как у испуганной лошади.

— Чарльз!

Он оборачивается. Между ними лежит замерзший берег пруда. Ничейная земля.

— Здравствуйте. Мисс Спаркс, я полагаю? Я получил вашу записку.

За спиной у него раздается чей-то веселый возглас. Он оглядывается через плечо.

— Чарльз, ты меня не узнаешь? — Дора стягивает шарф с подбородка и сдвигает шляпку набок.

Красивое лицо мужчины искажается, будто его ударили.

— Дора? Боже мой!

— Я так рада, что ты жив, — говорит она мягко, чтобы не испугать его.

Это он. Ее Чарльз. Во плоти. Та же ямочка на подбородке, те же руки и ноги — целые и невредимые.

— Прости, — говорит он, прикладывая руку к виску. — Мне нужна минута, чтобы прийти в себя.

— Конечно, — вежливо отвечает Дора, жалея, что ей не на что опереться.

Сад качается перед глазами, снежинки идеальной формы падают, словно конфетти. Она чувствует одновременно ужас и восторг.

— Давай пройдемся, — предлагает Чарльз, взяв себя в руки.

Дора не может отвести от него глаз. Он оглядывается на Отто, Марианну и Беатрис, наблюдающих за ними из ворот, и идет от пруда в