История с продолжением - Патти Каллахан

Глава 30

Клара

Озерный край, Англия

Я снова была в воде с ранцем, плывущим по сельской речке, чтобы попасть в Темзу, миновать Лондон и устремиться к морю вместе с взбаламученным бурей потоком. Я звала на помощь, но никого поблизости не было. Я уплывала в море, размахивая руками над водой, и болтала ногами, чтобы удержаться на поверхности, пока силы не кончились. Зажмурив глаза, я стала погружаться, но какая-то сила вытолкнула меня наверх. Я очнулась, хватая ртом воздух и мечась среди скомканных простыней.

Проснулась я в странной кровати с балдахином, откуда-то издали слыша, как мой голос зовет маму, – этого слова я не произносила вот уже двадцать пять лет. В навеянной горячкой полудреме всплывали обрывочные картины: бурная река, заиндевелое поле, слова, уплывающие на разрозненных клочках бумаги, нечитаемые и непереводимые, синеющая Винни.

Вырвавшись из этого морока, я не могла понять, который сейчас день и час.

Винни.

Я зашарила рукой среди одеял в попытке найти дочь, но обнаружила только пустое место и подушку с вмятиной от головы. Сердце екнуло, я села и откинула назад волосы, маслянистые от сажи.

Я оглядела себя: на мне была белая хлопковая сорочка, влажная и мятая. Ночь я провела под мягким одеялом в комнате со стенами, покрытыми кремово-ванильной штукатуркой, под кружевным балдахином на четырех столбах.

Соури. Камбрия.

Минувшие дни вернулись ко мне взрывом памяти. Поездка из Лондона с фонарем. Отравленный воздух, горящие легкие, дохлые коровы на дороге, птицы, падающие с неба, бродяги, пытающиеся нас обокрасть. Нет, сумевшие обокрасть. Хрипы Винни. Врач.

Вздрогнув от этих воспоминаний, я выскользнула из постели, пытаясь сообразить, куда могла деться дочка и как долго я спала.

Латунные часы с черными стрелками на прикроватной тумбочке указывали на девять утра. Какого дня? Тело ныло: сказывались последствия той бурной ночи вкупе с кишечным гриппом. Голова кружилась и была словно налита свинцом. Во рту пересохло, язык распух.

Я медленно встала, ноги подкашивались. На тумбочке стоял стакан с водой, и я выпила его залпом. Белая наволочка была безнадежно испачкана черными пятнами. Простыни тоже посерели и покрылись полосами от лондонской сажи.

Я подошла к окну и ахнула.

Передо мной расстилался захватывающий дух пейзаж, до боли знакомый и совершенно новый одновременно. Спальня располагалась на втором этаже в задней части дома и выходила на лиловое поле, полого спускавшееся к оловянного цвета озеру, обрамленному сверкающей кромкой льда. Каменные стены, кремнистые, серые и белые, змеились через поля. Справа от меня располагались три приземистых коттеджа, я видела только их черепичные крыши с круглыми оранжевыми колпаками на трубах. Мощенная плитами дорожка вилась по склону, спускаясь через пастбище к берегу.

Даже зимой пейзаж выглядел безупречным; избавленный от пышного великолепия, он являл истинно прекрасные черты. Волнистые очертания гор, покрытых зеленью хвойных деревьев и голыми стволами лиственных. Мне хотелось узнать название каждой из их пород. Долина ютилась в перевернутой чаше горы; среди мозаики составляющих ее пастбищ серебристо-серыми точками брели овцы. Островки зеленого папоротника и молодых деревьев в середине долины, по границам – исполненный волшебного очарования лес.

Как бы мне хотелось иметь под рукой холст, палитру и краски.

Вся эта картина пробудила во мне такое ощущение, будто я дома, будто я бывала здесь прежде, создавала свои иллюстрации, глядя на этот пейзаж. Озеро блестело и мерцало под затянутым свинцовыми тучами небом. Это было забытое озеро, некогда знакомое мне.

От этой непрошеной мысли я едва не рассмеялась. Наверное, это горячка навевала на меня нелепые ассоциации, пока сползающий с гор туман клубился над серебристыми водами. Повсюду царила симфония красок и фактуры, и глаз не находил ни единого тусклого пятна.

Внутри меня что-то открылось. Мне доводилось раньше бывать здесь, ведь так? Но это невозможно.

Мороз сплел узор по краям рамы, и я подышала на стекло, затуманив его. Потом приложила ладонь, создав отпечаток, словно в подтверждение тому, что я наяву оказалась среди мест, таких далеких от окружавшей меня повседневности. У меня было ощущение, будто я плыву по воздуху, отделившись от себя самой, и как будто стою за окном и гляжу на себя через стекло. «Вот она, – говорило другое „я“, – эта женщина в великоватой для нее чужой белой сорочке, с покрытыми сажей и спутанными от горячечного пота волосами».

Раздался тихий стук в дверь, я обернулась и увидела Мойру. Она стояла, держа поднос с едой и чайником под красным лоскутным чехлом.

– Вы поднялись! – Она просияла. – Ах, мисс Клара, такая радость видеть, что вы проснулись. Я вам завтрак принесла.

Она поставила поднос на сосновый комод.

– Где Винни?

– С Чарли. С ней все хорошо.

Мойра наливала чай, добавляла молоко и сахар и при этом болтала без умолку:

– Вы все спали и спали, весь день напролет. Два раза я заставала вас у окна и помогла сходить в туалет. Но у вас за все это время ни крошки во рту не было. Вы должны поесть. Мистер Джеймсон хочет убедиться, что вы позавтракали как следует. Мы все так переживали. Доктор Финли сказал, что с вами все будет хорошо, потому что в легких у вас чисто и все такое. Это просто усталость и озноб, сказал он. – Она зажала рот ладонью. – Я все лопочу, а вы, наверное, так утомились, так умаялись.

Мойра подала мне чашку с узором из фиалок по краям. Я улыбнулась ей, вспомнив, как она танцевала в библиотеке в Лондоне, охваченная полным экстазом, под льющуюся из проигрывателя музыку Вивальди. Вся в слезах, девушка полностью отрешилась от мира, растворившись в библиотеке человека, которого она боготворила и о котором скорбела.

Я отпила большой глоток и ощутила тепло, сладость и терпкость, такие приятные, что мне стала понятна одержимость англичан чаем и всеми связанными с ним ритуалами.

– Вы не могли бы попросить мою дочь прийти сюда?

Мойра улыбнулась:

– Она завтракала с миссис Джеймсон, но, как я понимаю, уже должна была уйти на прогулку с мистером Джеймсоном. Может, покушаете и примете ванну, пока их нет?

Я едва не рассмеялась и поняла, что даже это мне дается с трудом из-за слабости, а тело еще до конца не проснулось.

– Вид у меня, должно быть, ужасный.

– Далеко не такой жуткий, как когда вы были вся красная от горячки и бредили наяву. – Она открыла рот, собираясь еще что-то сказать, но промолчала.

– В чем дело?

– Ничего такого.

– Бумаги?

– Они вон там. – Мойра указала на стол.

Я