Благовест - Алиса Клима

Леонид смущенно вручил Кире букет розовых астр и прошел в гостиную – знакомиться с семьей и друзьями.

Во время ужина женщины занимали его вопросами. Кира молчала, а Виталий продолжал мусолить газету. Никто уже не звал его к столу, потому как все знали, что Виталий приходил к соседям для массовки, чтобы создавать необходимый фон по образу спящего в кресле-качалке глухого дедушки. Леонид рассказывал о проектах и, несмотря на то что обо всем говорил обстоятельно и разумно, скоро заставил женщин заскучать.

Алина Аркадьевна с грустью подумала, что дочери придется проводить жизнь в меланхолии. Понимала, что хоть Кира и была немногословной и сдержанной, она с детства привыкла к обществу занятных личностей. Все мужчины семьи и окружения были людьми интригующими и незаурядными. В доме Александровых гостили писатели и поэты. Вера обнималась с Булгаковым, побаивалась Гиляровского из-за его сурового вида и пышных усов, но вызывала на разговор, кокетничала, дразнила и могла влезть к усачу на колени.

Друзья детей тоже отличались оригинальностью. Даже чудаковатый Подушкин казался Алине Аркадьевне более живым и интересным, чем Леонид. И при этом он напоминал Алине Аркадьевне саму Киру – всегда монотонную, логичную и системную. Но вот сегодня все увидели другую Киру! Как возможна была такая метаморфоза?

Та же изредка поглядывала на гостей и в какой-то момент неожиданно покинула стол. Алина Аркадьевна слышала шорох в прихожей и вдруг звук открывшейся и тихо захлопывающейся двери. Ей в этот момент показалось, что сердце выпрыгнуло из груди, сшибая на пути камею. Этого не могло быть! Кира не могла просто покинуть дом и куда-то уйти вечером. Она никогда и ничего не делала без подготовки и обсуждения с ней, с матерью.

Но она ушла.

Леонид будто и не заметил. Отпил из бокала немного вина, и воцарилась пауза.

Устав от бесплодности вечера, Зоя Макаровна набрала в легкие воздух и решила резюмировать затянувшийся ужин.

– Все это хорошо! – сказала громогласно она. – Но мне бы хотелось понять ваши намерения, молодой человек. Наша Кира – девушка неординарная и редкая. Штучная, как говорится. Что вы имеете сказать?

У Алины Аркадьевны закружилась голова. Ясюнинская, заметив исчезновение Киры, почувствовала, что на тропу вышел первый всадник Апокалипсиса. Она позвала Алину Аркадьевну в кухню и закрыла за собой дверь. Усадила Алину Аркадьевну на табурет у стены и налила воды.

– Я не в силах вынести этого! – воскликнула Алина Аркадьевна. – Кирочка сбежала. Ты слышишь? Ксения! Она сбежала…

– Алина, прошу тебя! – Ясюнинская взяла подругу за руки и села подле нее на корточки. – Алина, ты не можешь контролировать своих детей. Они взрослые люди, и их судьба будет проходить вне зависимости от твоих страхов. За границами твоих мудрости и опыта.

– А Зоя?! Она сошла с ума, – заплакала Алина Аркадьевна. – Как она могла спросить такое у этого Леонида? Какой стыд, Ксюша…

– Ах, ради бога! Алина, ты драматизируешь. Мы столько всего пережили за эти десятилетия, что смешно сейчас упоминать о приличиях в контексте ужина. Современные люди идут к цели беззастенчиво. Зоя, правда, всегда была такою.

– Ксюша, я не понимаю, что делать. Кира…

– Вспомни Веру! Однажды она ушла на Лубянку, не сказав ни слова. Ты не можешь ничего решать. Все уже давно решено…

Алина Аркадьевна уронила голову.

– Алина, идем к гостям. Не стоит усложнять и без того странный вечер.

Когда они вернулись в комнату, люди за столом уже громко смеялись.

– Где же Кирочка?! – воскликнула Тамара Франковна. – Леонид намерен сделать девочке предложение.

Алина Аркадьевна села за фортепиано. Во все трудные времена пение спасало ее от отчаяния и разрушения.

– Пошла к подруге. Та сильно приболела и вызвала Киру помочь ей, – солгала невозмутимо Ясюнинская.

Виталий оторвался от газеты и смотрел поверх очков на женщин, видимо, наконец завидя катарсис этого медленного вечера. Алина Аркадьевна опустила руки на клавиатуру и запела арию Царицы ночи «Адская месть» из оперы Моцарта «Волшебная флейта». Зоя Макаровна запрокинула чекушку и сморщилась, изобразив последовательно несколько гримас, соответствующих этапам распознания алкоголя натруженными вкусовыми рецепторами.

Гости разошлись в десятом часу. Киры все не было. Не вернулась она и к полуночи. Вызывать милицию было страшно: в их действительности пострадавший мог резво перейти в разряд обвиняемого. Приходилось молиться и ждать.

Алина Аркадьевна напилась успокоительных, но не могла уснуть и нюхала периодически соль[41]. К двум утра все же заснула в английском кресле тут же, в гостиной. Степанида укрыла ее пледом и махнула рукой, будучи совершенно уверенной, что у Киры все складывается путево.

Около шести входная дверь скрипнула – женщины не запирали ее на ночь в ожидании Киры. Алина Аркадьевна на шорох не проснулась. А Ясюнинская, привыкшая вставать рано, сразу выглянула в прихожую.

– Вера?

Но в дом вошла не Вера. Это была Кира. Просто лицо и глаза так странно мерцали во мраке коридора, что на мгновение Ясюнинской почудилось, что она видит Веру.

Ясюнинская никогда не видела у Киры такого оживленного и одновременно трепетного взгляда. Она была сейчас так похожа на сестру – не чертами лица, но чувствами, от нее исходившими.

Ясюнинская закуталась в шаль из макраме.

– Ты голодна? – спросила она непринужденно.

– Очень! – прошептала Кира и, улыбаясь, сбросила туфли.

– Бегом доедать пироги! – засмеялась Ясюнинская, потирая руки. – А я поставлю чай.

Кира обняла Ясюнинскую, чего прежде никогда себе не позволяла, и скользнула в кухню.

– Как мама? – спросила она, жадно откусывая от пирога с капустой.

Ясюнинская дивилась, но и радовалась этим переменам. В Киру словно вошла жизнь со всеми ее опасностями, неожиданностями и подарками.

– Слава богу, уснула. А от тебя я жду интереснейшего рассказа о ночном, – азартно улыбнулась она.

–«Я никогда сам не открываю своих тайн, а ужасно люблю, чтоб их отгадывали, потому что таким образом всегда могу при случае от них отпереться»[42], – прошептала Кира со смешком, краснея.

– Ты счастлива, – кивнула Ясюнинская. – И как же его имя?

Кира подошла к окну. Она с нежностью и надеждой смотрела вдаль.

В тот миг, когда Кира приняла решение уйти из дома, она не управляла действиями рассудком, как привыкла делать. Она вдруг наполнилась решимостью отказаться от знакомого бесплодного пути. Но не понимала, куда пролегает путь новый. В состоянии, близком к трансу, Кира вышла из дома и направилась прямиком через Арбат на Охотный Ряд и оттуда – вверх до Лубянки. Она не могла объяснить никакой логикой ни свои мысли, ни поступки. Какая-то сила