Восьмерки - Джоанна Миллер

— Взаимно. Зовите меня Генри. — Он наклоняется к картине, чтобы прочитать надпись на табличке. — «„Конвент мыслей“. Чарльз Олстон Коллинз». Судя по всему, он не принадлежал к Братству, но писал это у Комбов на заднем дворе.

Марианна сосредоточенно вглядывается в полотно.

Генри улыбается:

— Меня занимают прерафаэлиты, но иногда, если быть до конца честным, я нахожу их работы слишком идеализированными.

Он поворачивает голову, словно оглядываясь через левое плечо, и Марианна вспоминает, что в день их знакомства сидела по другую сторону от него. Ту, которая повреждена.

— Я глухой на левое ухо, — поясняет он. — Прошу прощения, что кручу головой, как сова. Мою сестру это доводит до бешенства.

— Позвольте мне поменяться с вами местами, — предлагает Марианна и обходит его, внезапно вспоминая, что на ней платье Отто.

Она снова устремляет взгляд на картину. Зелень на ней такая яркая и пышная, что Марианне кажется, будто она перенеслась в сад в Калхэме. Она читала, что закрытые сады символизируют девичью невинность, но это не то, о чем она готова рассуждать вслух. В одной руке монахиня держит книгу, в другой — цветок страстоцвета. Любовь к учебе и любовь к Христу. Довольно точное описание той Марианны Грей, какой она предстает в глазах других в Оксфорде.

— С кем вы там флиртуете, Марианна? — спрашивает Отто, возникая у нее за плечом. — А, здравствуйте, тот самый парень из Крайст-Черч. Когда вы приведете вашу сестру к нам на чай? Мы не забыли, имейте в виду.

Она подмигивает Марианне и удаляется. Генри Хэдли, кажется, краснеет, но Марианна не знает точно: ей не до того, она обмерла от ужаса. На мгновение шум и духота зала пробиваются к ее сознанию, заполняя образовавшуюся пустоту, а затем Генри произносит в свой бокал с шампанским:

— Я никак не пойму, какое отношение эти картины имеют к сегодняшней жизни? К тому миру, который восстанавливается после войны? — В его голосе слышится шутливая нотка вперемешку с болью. — Легенды, библейские истории, невинные женщины и дети, сияющие краски, мифические персонажи… Просветите меня, сделайте милость, а то я чувствую себя каким-то убогим из-за того, что неспособен оценить их по достоинству.

— Полагаю, есть люди, которым нравится уходить от жизни в искусство и литературу. Я сама все время так делаю. Может быть, слишком часто, — с улыбкой добавляет Марианна. — Это напоминает мне, что в этом мире еще есть невинность, красота и творчество.

Она смотрит на него. Он выше, чем ей запомнилось, но его открытая манера держаться все та же. От него пахнет грушевым мылом и пчелиным воском.

— Я не отказался бы уйти туда вслед за вами, — говорит он, указывая на картину перед собой. — Расскажите мне, что вы здесь видите?

Марианна придвигается ближе, вглядывается в полотно.

— Я переношусь в сад. Я хочу знать, где он и что чувствует эта монахиня. Какие запахи ощущает, какие звуки слышит. — Она отпивает из все еще полного бокала и продолжает: — Я думаю, бывают моменты, когда нам нужно подняться над буднями и перенестись куда-то, а бывает так, что нужно смотреть правде в глаза. Но мне кажется, можно и совместить одно с другим. — Она делает еще один глоток, побольше. — Хороший пример — Неизвестный Солдат. Это символ героизма и неразгаданной тайны, и он нашел отклик в сердцах. Разве не все мы идеализируем что-то… кого-то? Вот художники и исследуют это увеличительное стекло. — Марианна вспоминает о бедной Доре, у которой это стекло разбилось. — Простите, я слишком много говорю, — смущенно извиняется она.

Она поднимает взгляд на Генри и видит, как что-то мерцает в его светло-карих глазах. Эта искорка вызывает в памяти золотистую форель в реке в Калхэме, случайно высвеченную лучом вечернего солнца. Генри кивает, и по маленькой складочке над бровью видно, что он тоже задумался.

Он смотрит ей в глаза так, будто понимает ее по-настоящему. Как будто так было всегда.

— Я с удовольствием вас слушаю, — отвечает он.

Марианна с пылающими щеками переводит взгляд на картину.

— Вы знали, что здесь сегодня был поэт Роберт Грейвз? — добавляет Генри.

— Не может быть! — восклицает Марианна, оглядываясь.

— Он учится в Сент-Джонсе на втором курсе. Живет за городом, на Борс-Хилл, вместе с женой — и, судя по всему, до сих пор не пришел в себя после Франции.

Генри наклоняется ближе. Марианна чувствует мимолетное прикосновение кончиков его пальцев к своим.

— Мне вспомнилось его стихотворение «Последний день отпуска», написанное в семнадцатом году, — вы его знаете?

Марианна цитирует:

— Вы помните тот пруд, где лилии цвели?

Мы все там были — пятеро влюбленных,

Никто покуда не убит, не овдовел,

Ничье покуда сердце не разбито…

Сердце у нее колотится, и она не успевает сдержать слезы, навернувшиеся на глаза.

Когда она поднимает взгляд, золотая форель тоже плещется в воде.

— Кстати, Чарльз Бейкер здесь, если это важно, — говорит Генри, отводя наконец взгляд.

* * *

— Почему у нее ноги такие чистые, когда она стоит босиком в грязи? И посмотрите, она держит эту вазу и клетку с птицами на голове безо всякого усилия. Да еще и небо зеленое, — комментирует Отто, размахивая бокалом.

Бледно-золотистая жидкость грозит расплескаться по паркетному полу под картиной Уильяма Холмана Ханта «Вечер в Египте».

— Ой, замолчите, Отто, что вы за мещанка, — смеется Беатрис.

— Признаюсь, от платьев я в восторге, но слишком уж тут много животных. Я видела коров, овец, птиц, рыб и козу. Кому нужна коза на картине?

— Да, — кивает Беатрис, — мы все знаем, что коз вы предпочитаете в виде перчаток.

Отто показывает ей язык и упархивает.

— Она великолепна, правда? — замечает Урсула.

Беатрис не знает, кого или что она имеет в виду — Отто или картину, но это и неважно. Она послушно ходит за Урсулой по залу и, когда та говорит, не может отвести взгляд. От Урсулы пахнет табаком и гиацинтами. Беатрис может сказать твердо: она решила, что с этого дня тоже станет покупать рубашки и галстуки, мужские туфли, пиджаки и простые прямые юбки, как Урсула. Острижет волосы коротко и будет носить простые шляпы мужского фасона. Пожалуй, купит всех вещей по две штуки, и тогда можно уже больше никогда в жизни не ходить по магазинам. Может быть, Урсула даже пойдет с ней за покупками.

Ее задумчивость прерывает Марианна, тянущая ее за свободный локоть.

— Где Дора? Генри… мистер Хэдли… только что сказал, что Чарльз Бейкер здесь. Отто пошла посмотреть внизу. Ее нет ни в Печатном зале,