12 апостолов блокадного неба - Марина Викторовна Линник

class="p1">Теплый ветер играл с молодой листвой, а редкие голоса птиц едва нарушали лесную тишину. Солнце, пробивавшееся сквозь кроны, рисовало на земле причудливые узоры. В этом умиротворении природы казалось немыслимым, что где‑то невдалеке бушует война и погибают люди, что позади измученный, но непокоренный город, населенный народом с несгибаемой волей.

Внезапно по тропинке, идущей вдоль леса, возникла процессия из четырех человек. Двое мужчин в летней униформе, темных очках и с тросточками шли впереди, задавая темп. Следом – солдат с автоматом, настороженно оглядывавшийся по сторонам. Замыкала шествие девушка в выцветшей гимнастерке и юбке цвета хаки, с трикотажным беретом на голове. Она то и дело поглядывала на израненные стволы вековых сосен и солнечные блики, пробивающиеся сквозь листву.

– Пётр Петрович, Иван Филимонович, мы почти пришли, – окликнул товарищей парнишка, нагоняя бывших слухачей. – Теперь направо, и мы на месте. Следуйте за мной! Только осторожно, тут корни… Зинаида, не могли бы вы помочь?

– Конечно, конечно, – беря под руку дядю Петю, отозвалась она.

Наконец извилистая тропинка привела их к небольшой поляне со свежими могилами. Воздух здесь казался тяжелым, а тишина, нарушаемая лишь шелестом листьев и карканьем ворон, давила на плечи.

– Мы пришли… они здесь, – опустив голову, произнес Андрей.

Бывшие слухачи встали как вкопанные. В памяти отчетливо всплыл тот день, когда, стоя на посту, они делились мечтами о будущем.

– Помните, Иван Филимонович, о чем мечтал Павел? Как хотел вернуться в родную деревню и сразу жениться? Он еще и нас звал на свадьбу. А Аркадий тогда оборвал его, сказав, что глупо мечтать, пока идет война.

– Как же не помнить, разумеется, помню. Я еще тогда пообещал ему сыграть на его свадьбе, – молвил Иван Филимонович. – Как забудешь, что он меня собой прикрыл? Такое до смерти помнить буду…

– Надеюсь, что Аркадий Артемьевич сейчас с женой и дочкой, – тихо произнес Андрей.

– Ты веришь в загробную жизнь? – поинтересовался товарищ Скоробогатов.

– Я верю в то, что души, ушедшие не по своей вине, должны обрести покой. А он мог обрести покой только рядом с семьей.

Замолчав, двое незрячих и их корректор погрузились в воспоминания. Тем временем Зина подошла к могилам и, склонившись, прочла:

– Рядовой Аркадий Артемьевич Никоновиков, 1905– 1942… Рядовой Павел Иванович Тарищев, 1920–1942… А сколько еще таких могил было, есть и будет… Треклятая война! Будь прокляты те люди, кто развязал ее!

– Здесь покоятся не просто люди, – глухо произнес Пётр Петрович, украдкой смахивая слезу. – Тут покоится история. И история эта… ох какая горькая…

Да, нам не дано переписать прошлое или изменить его. Но наш священный долг – хранить память о жертвах войны, о беспримерной храбрости, с которой шли в бой наши товарищи, о невыносимой боли и страданиях тех, кто пережил ленинградскую блокаду, голод и стужу, концлагеря, оккупацию, работал на износ в тылу. Мы должны рассказывать об их подвигах своим детям и внукам, передавая им ценности, за которые они боролись: свободу, справедливость, мир. Я обещаю вам: когда кончится война, мы соберем всех наших однополчан, друзей, товарищей и поедем в ту деревню. И дадим в честь Павла такой концерт, что вся округа содрогнется! Павел заслужил это. Мы привезем с собой баяны, скрипки, может, даже и трубу раздобудем. Споем все его любимые песни…

Голос Ивана Филимоновича окончательно сорвался. Не в силах вымолвить больше ни слова, он замолчал. На его лице, испещренном морщинами, застыла глубокая скорбь, отражающая общую боль собравшихся. Они вспоминали родные лица, которые не суждено было увидеть и услышать. Вспоминали последнюю встречу, обрывки разговоров, полных светлых надежд и несбывшихся обещаний, погребенных под обломками непомерных амбиций алчной горстки.

Сейчас принято забывать историю, переписывать ее. Принято предавать забвению тех, кто отдал свои жизни за мирное небо над головой, за право говорить на родном языке, за возможность жить и созидать. Вычеркивать из памяти тех, кто, не щадя себя, стоял насмерть, защищая каждую пядь родной земли, каждый дом, каждую семью.

Эта забывчивость подобна предательству. Предательству памяти, предательству долга перед теми, кто уже не может за себя постоять.

Когда мы забываем героев, вычеркивая историю, мы рискуем повторить кровавые ошибки прошлого.

Помнить – значит воздать дань благодарности. Помнить – значит учиться на примере их мужества и самоотверженности. Помнить – значит строить будущее, достойное величия их подвига.

Примечания

1

…русская свинья! Быстро! (нем.)

2

Не сметь!

3

Герр майор, мы привели пленного.

4

Другие погибли.

5

Можешь идти.

6

Вы недочеловеки.

7

Русские, они идут. Они наступают! Что нам делать?

8

Товарищ.

9

Специальная служба абвера II.

10

Сарыч, или Bussard (нем.) – хищная птица семейства ястребиных, то же, что и обыкновенный канюк.

11

С 31 мая 1941 года уголовная ответственность за совершение преступлений в СССР наступала с четырнадцати лет. Практически каждый из малолетних диверсантов абвера мог быть подвергнут высшей мере наказания, и лишь устное распоряжение Сталина сохранило этим детям жизнь.

12

Кудрист – название места, где произошел расстрел советских солдат.

13

Оберштурмфюрер – звание в СС, соответствует армейскому званию старшего лейтенанта.

14

Унтерштурмфюрер – звание в СС, соответствует армейскому званию младшего лейтенанта.

15

Роттенфюрер – звание рядового состава в СС и штурмовых отрядах.

16

Слава Богу.

17

Документы! (нем.)

18

Ждем ваших приказаний.

19

Смирно.

20

Я позволил тебе говорить?

21

Никак нет.

22

Мой нежный цветочек.

23

Что это такое? (нем.)

24

Русский болван! (нем.)

25

Противная рожа… придурок… подонок… Я приказываю… (нем.)

26

Падшая женщина (нем.).

27

Периодическая смена направления движения.

28

Trial of the Major War Criminals Before