Душа Лахора - Читра Банерджи Дивакаруни

Я в гневе возвращаюсь в Шиш-Махал.

– Хира слепо слушается Джаллы, даже когда опытные придворные дают ему разумные советы. Это ведет к опасному расколу в дурбаре между индусами и сикхами, а Саркар так старался этого избежать!

– Ненавижу этого Джаллу, – злится Джавахар, мой дорогой и верный брат. – Я видел, как он смотрит на тебя своими маленькими глазками, будто змея, готовая напасть.

Я вздыхаю.

– Джалла хочет сосредоточить в своих руках всю реальную власть и намерен контролировать Далипа, как и Хиру. При мне он этого сделать не может. Вот почему он настраивает визиря против меня.

– Надо от него избавиться. Найти убийцу…

– Не все так просто! – резко перебиваю я. – Не совершай опрометчивых поступков.

– Ты слишком осторожна, – бурчит Джавахар. – Лучше бы позволила мне с ним разобраться.

Но я не успокаиваюсь, пока он не дает мне слово ничего не предпринимать.

Ночью я долго не могу уснуть. Джавахар меня беспокоит, и не только потому, что он слишком горяч и готов планировать убийства. Брат регулярно заказывает за мой счет дорогие наряды и драгоценности, даже после того, как я попросила его сократить расходы, как посоветовал Лал. Заседая в дурбаре, он обижается, когда придворные его игнорируют. Еще брат требует, чтобы я устроила пир с танцовщицами и фейерверками: «Ты же стала регентом, чем не повод отпраздновать?» Я объясняю, что это неуместно: слишком мало времени прошло после множества ужасных смертей. Но меня тревожит, что сам Джавахар этого не чувствует.

Может, я сглупила, легкомысленно написав ему, что нам будет весело?

Дополнительная сложность в том, что он снова спит с Манглой. Моя служанка благоразумна, а вот Джавахар нет. Он часто отпускает пошлые шутки или лапает Манглу, когда она проходит мимо. Мне это неприятно, особенно если он так делает перед Далипом: тот любит дядю Джавахара и начал подражать его манерам.

Может, Саркар был прав, когда не допускал родственников ко двору.

Я прогоняю предательскую мысль. Джавахар мой единственный брат, конечно же, он должен быть здесь, рядом с нами.

Вместо этого я вспоминаю последние слова Факира Азизуддина. Что он имел в виду, когда советовал мне быть как Сада Каур? Я думаю всю ночь, а когда за окном светает, мне в голову приходит план. Я останавливаю Хиру, когда он выходит из дурбара, и прошу пригласить армию хальсы встретиться с новым махараджей.

– Далип может провести церемониальную инспекцию и вручить воинам подарки.

– Сейчас? – морщится Хира. – У нас тысяча дел перед коронацией.

Я заставляю себя говорить нежно и мягко, как Патхани.

– Это повысит дух войск и сделает их более верными. Вы ведь этого хотите, правда?

Не знаю, что подействовало, тон или аргументы, но Хира соглашается.

– Пусть Автар привезет Далипа к воротам Акбари в следующий понедельник. Я возьму махараджу на плац.

* * *

Утром в день инспекции Автар сопровождает Далипа к воротам, а за ними едем мы с Джавахаром. Неужели Хира надеялся, что такая важная встреча пройдет без меня?

Далип едет на черной арабской лошади, которую ему подарил Лехна, и спрашивает:

– А дядя Лехна тоже приедет?

Его невинный вопрос лишает меня дара речи. Я качаю головой.

– Нет.

– Почему нет, Биджи?

Джавахар приходит мне на помощь:

– Дяде Лехне пришлось уехать по делу, но я-то тут. Давай наперегонки до края поля!

Они скачут прочь, а я смотрю на них, затаив дыхание. На этой неделе я каждый день заставляла Джавахара тренироваться в верховой езде, а Автар нашел ему самую добродушную лошадь в конюшне, чтобы с братом не случилось неприятностей. Но теперь я вижу, что он вполне способный всадник.

Каждый раз, когда я думаю, что знаю Джавахара, он меня удивляет.

Слава богу, я не разучилась ездить верхом, хотя мне не приходилось садиться на лошадь с момента отъезда из Джамму. Я еду на темпераментном гнедом коне, очень красивом – но не на нем мне хотелось бы сейчас сидеть. Прибыв в крепость после похорон, я первым делом послала Автара в конюшни найти Лайлу. Я хотела в тот же день сходить к любимой кобыле, даже джаггери приготовила. Но Лайлы на месте не оказалось. Наверное, кто-то украл ее, пока творились все эти перевороты и штурмы крепости.

Мы добираемся до плаца, где нас ждут несколько придворных. Я знаю, что их изумит мое появление там, где традиционно присутствуют одни мужчины. С этим я разберусь чуть позже: сейчас все мое внимание обращено на солдат. Они заполняют огромное поле океаном красно-желтых мундиров. А это только малая часть пенджабских войск! Есть еще батальоны на границах – в Тибете, в Кабуле и, что самое важное, в Сатледже, напротив британского гарнизона. Я и раньше знала, как велика наша армия, и Саркар часто с любовью ее описывал. Но лицом к лицу с солдатами я все-таки начинаю нервничать. А вдруг они, как и Хира, будут в шоке, когда увидят меня здесь, пусть даже я, как положено, прячусь под покрывалом? Вдруг возмутятся?

Первым, что неудивительно, нападает Джалла.

– Со всем моим уважением, рани-джи, что вы тут делаете? – интересуется он, и голос у него звенит от ярости. – Это неуместно! При дворе Лахора женщины должны соблюдать пурду!

Я сдерживаю гнев и говорю громко, чтобы слышали все придворные:

– Как регент, я считаю своим долгом быть здесь вместе с сыном. И потом, разве вы забыли, что именно женщина, Сада Каур, теща Саркара, въехала вместе с ним в Лахор и помогла занять место махараджи?

Больше я времени на Джаллу не трачу, даю знак Автару, и он вручает мне рупор. Теперь все собравшиеся смотрят на меня. Я выезжаю вперед, прямо к войскам. Рука, сжимающая рупор, дрожит, но голос, слава Вахе Гуру, звучит четко и громко.

– Хальса-джи, – начинаю я, потому что именно так Саркар любил обращаться к своей армии, – мой сын и я выражаем вам свое почтение и благодарим за службу трону. Мы рассчитываем на вашу храбрость в защите нас и нашего любимого Пенджаба. Прошу вас благословить Далипа перед коронацией. Чтобы показать свою благодарность, после маневров махараджа раздаст по монете каждому солдату на плацу.

Воины молчат, по их лицам ничего не понять. Неужели я проиграла? Я чувствую, как доволен Джалла. Неважно, надо довести план до конца. Я подаю знак Далипу. Он выезжает вперед, сидя настолько прямо, насколько доступно пятилетнему мальчику, и царственным жестом поднимает руку. Меня удивляет, насколько уверенно