Восьмерки - Джоанна Миллер

мертвых, не стоит того, чтобы потерять из-за него место в Оксфорде! Но главное — Беатрис скучает по Доре. Дора, с ее остроумием и энергией, здравым рассудком и уязвимым самолюбием, — неотъемлемая часть «восьмерок».

Когда гимн заканчивается, девушки поворачивают обратно в сторону колледжа, и толпа теперь выглядит заметно менее оживленной, чем час назад. Они забирают свои велосипеды у Нового колледжа и едут на Брод-стрит. В «Королевском гербе» со столика прямо на улице продают горячий тодди[65] в жестяных стаканчиках, и Отто покупает три.

— Да не смотрите на меня так. Это поможет лучше заснуть, — говорит она остальным.

— И упасть с велосипеда, — замечает Беатрис.

Она не любительница виски, но весной в Оксфорде, как известно, прохладно, так что идея выглядит соблазнительной. В несколько глотков она вливает в себя теплую жидкость и чувствует, как обжигающее тепло распространяется по пищеводу.

Марианна, более осторожная, принюхивается.

— Что это? — спрашивает она, глядя в стаканчик.

— Да просто разбавленное виски с медом и лимоном. Вам полезно. Как лекарство от боли в горле, — успокаивает Отто, и они с Беатрис обмениваются улыбками. — Пейте, я еще возьму.

Пока она стоит в очереди у киоска, со стороны Кэтт-стрит появляются Генри Хэдли и еще двое мужчин из Крайст-Черч. После выставки в музее Эшмола «восьмерки» встречались с Генри много раз, в том числе пили чай (в сопровождении мисс Страуд) с его друзьями в «Фуллере», новом кафе на Корнмаркете, и ходили вместе с ним на воскресную службу в собор. Беатрис смеется над тем, что Крайст-Черч имеет собственную картинную галерею и собор, и открыто говорит об этом Генри, но втайне радуется возможности побывать в колледже, где Карл I проводил заседания парламента во время Гражданской войны[66] и где учились Пиль и Гладстон[67].

Генри и его друзья тоже берут по стаканчику тодди. Продавец наливает напиток прямо в стаканы, из которых только что пили другие покупатели, но это, кажется, никого не смущает. Все вместе они идут к ступеням Кларендона, оставив велосипеды у входа в паб. После второй порции тодди Беатрис ощущает во рту привкус дубленой кожи и начинает зевать так широко, что челюсть хрустит. Усталость наваливается на нее, как тяжелое одеяло. И в этот момент прогулка перестает быть развлечением: расстояние между холодными каменными ступенями и теплой постелью кажется вдруг совершенно непреодолимым.

* * *

Как только к девушкам присоединяются мужчины, разговор становится громким и не в меру запальчивым. Марианна потирает переносицу и приписывает нарастающую тревогу горячему тодди, недосыпанию и тому, что Генри Хэдли только что крепко пожал ей руку и вытянул свои длинные ноги на ступеньках рядом. Сегодня она должна быть дома, но пропустила эту неделю, чтобы встретить Майское утро. Пожалуй, безответственный шаг с ее стороны, и, когда она всерьез задумывается об этом, ей становится нехорошо, хотя отец и одобрил ее решение. Более того, настаивал, чтобы она пошла туда. В открытке с изображением моста Магдален папа написал, что воспоминания о Майском утре относятся к числу его самых приятных воспоминаний об Оксфорде. Даже процитировал Песнь царя Соломона: «Вот, зима уже прошла; дождь миновал, перестал; цветы показались на земле; время пения настало, и голос горлицы слышен в стране нашей».

И все же сейчас она должна была бы проснуться в Калхэме.

На ступеньках внизу остальные делятся планами на триместр: неделя Летних восьмерок[68], пикники, прогулки и тому подобное. Генри зевает рядом. Он выглядит хмельным от недосыпа.

— Боже, как я устал, — улыбается он. — Напоминает Францию.

Марианна кивает, пристально вглядываясь в донышко своего стаканчика.

— А где сегодня Дора? Вы ведь всегда вместе.

— Она еще не вернулась, — тихо отвечает Марианна. — Но мы надеемся, что вернется.

Она знает, что Генри стал свидетелем странного поведения Доры и на лекции, и на выставке в галерее, однако в обоих случаях он проявил тактичность и сдержанность.

— Я могу только предположить, что у нее с Бейкером было что-то в прошлом? — говорит он негромко, и в его голосе слышится скорее озабоченность, чем простое любопытство. — В тренировочном лагере Чарльз вел себя как порядочный шалопай, но мне всегда казалось, что сердце у него доброе. Под конец он все свободное время проводил со своей возлюбленной и ее семьей. То есть как раз с Дорой, насколько я понимаю. Меня ей не представили. А еще у него была собака. Всюду ходила за ним по пятам…

— Дора думала, что он погиб, — поясняет Марианна. — До той лекции.

Генри удивленно смотрит на нее.

— Что?

— Я не должна говорить об этом, — говорит Марианна, глядя ему в глаза. — Это Дорины дела.

Как было бы замечательно, думает она, если бы он ее поцеловал. Она устала и немного пьяна, а он такой настоящий, из плоти и крови, и пахнет виски. Марианна вспоминает, как однажды — в День прекращения огня — с ней уже произошло подобное, и к чему это привело? Но шрамы Генри ее несколько успокаивают, вызывают доверие, хотя это кажется нелепым. Как будто он тоже чего-то лишен, как и она. Марианну не привлекает в других цельность или совершенство, совсем напротив. Она не хочет такого, не заслуживает. Жаль, что он никогда не узнает, какая она на самом деле.

— Не говорите никому, ладно? — добавляет она. — Я не должна была говорить вам, не знаю, зачем сказала. Мне просто грустно, что ее здесь нет.

— Не буду. — Генри качает головой, и челка падает ему на один глаз. — В любом случае сожалею, что так получилось.

* * *

— Генри Хэдли ужасно увлечен вами, Марианна, — говорит Отто после того, как они прощаются с мужчинами. — Я пригласила его с сестрой на чай, когда она приедет.

Марианна настораживается: нет ли в тоне подруги намека на раздражение? Но потом решает, что нет, так женщины ведут себя только в книгах. Отто не ревнует, она наслаждается, раскатывая полученную информацию, как тесто, и растягивая, как тонкий пласт для пирога.

— Вы когда-нибудь пекли пироги, Отто? — спрашивает Марианна.

— Ну нет, еще чего не хватало, на это есть кухарки. А я лучше буду заниматься уравнениями, чтобы уж точно никого не отравить.

Вернувшись в колледж, обессиленные и зевающие, они волокут свои велосипеды мимо привратницкой и как попало бросают у стойки. Никто не вспоминает, что нужно доложить о своем приходе. Марианна заставляет себя пойти в часовню с Беатрис, а Отто прямиком отправляется спать. Во время молитвы Марианна начинает дремать, и ей видятся смущающие душу картины: Генри целует ее в лоб. Когда она возвращается в свою комнату, Мод разжигает камин, но даже голову не поворачивает в знак