Восьмерки - Джоанна Миллер

скорейшего выздоровления Марианне. Марианна выглядит слегка взволнованной, и Отто, как обычно, подтрунивает над ней. Позже, когда больная уже может сидеть в постели, Беатрис читает ей статьи из нового политического еженедельника «Время и прилив». Отто говорит, что это гарантированно введет в ступор кого угодно, и убегает за граммофоном.

Марианна просит Беатрис подать ей расческу.

— Я не наговорила какой-нибудь чепухи, пока болела? — спрашивает она, проводя щеткой по волосам. Зубчики оставляют красные следы на бледной шее.

— Вы что-то говорили о своей маме, — отвечает Беатрис. — Но с вами почти все время была Отто.

Однако Отто Марианна ни о чем не спрашивает. Вместо этого они, сидя в маленькой тесной комнатке, спорят о том, не лучше ли Марианне уехать домой в Калхэм до тех пор, пока она не окрепнет.

— Я попрошу у тети авто и отвезу вас, — говорит Отто. — Вы ведь в эти выходные так или иначе поехали бы домой.

Марианна смотрит мимо нее в окно.

— Нельзя так рисковать. Я могу их заразить.

Беатрис думает о своей постели в Блумсбери, о бульонах и молочных пудингах, которые готовила кухарка, когда самой Беатрис нездоровилось.

— Дома о вас лучше позаботятся, — соглашается она.

Серые глаза Марианны блестят.

— Простите, что наделала вам хлопот.

— Не говорите глупостей, — отвечает Отто, поправляя прическу перед зеркалом над камином. — Оставайтесь, если хотите, а я так твердо намерена убраться отсюда. — Она открывает дверь и бросает через плечо уже из коридора: — Кстати, я могу навестить Дору.

28

Марианна, ноябрь 1918 года

В День прекращения огня звон колоколов церкви Святой Марии с утра разносится по Калхэму и окрестным полям. Марианна идет по гравийной дорожке от пасторского дома к колокольне — полюбоваться на работу звонарей: ей всегда нравилось, как они ритмично натягивают и отпускают веревки. Сегодня эта работа кажется не бременем, а отрадой. Мужчины сменяют друг друга, чтобы подкрепиться сэндвичами и бутылочкой пива. Они машут Марианне в знак приветствия, как все последние восемнадцать лет. Дочь викария, сирота, оставшаяся без матери. Один из звонарей посылает ей воздушный поцелуй. Как будто на дворе не пасмурный понедельник, а рождественское утро. Обычные правила этикета, кажется, перестали действовать в день окончания войны, который положил конец и всем войнам на земле.

Это напоминает Марианне сцену из «Как вам это понравится»[69], когда аристократы покидают королевский двор. Они принимают свое изгнание как праздник, говорят, что в лесу нет часов, и никого не пугает свирепый вой зимнего ветра. Старый герцог уверяет, что это лучше политики и придворных дрязг, однако при первой же возможности возвращается ко двору. Не может устоять перед соблазном руководить, управлять. Так что, как подозревает Марианна, будут когда-нибудь и другие войны.

Потом отец идет ужинать к соседу, а Марианна от приглашения отказывается: компания двух вдовцов, дымящих трубками, — не столько праздник, сколько наказание. Ее ближайшие подруги, две веселые сестрицы лет тридцати, живущие вместе, тоже заняты: навещают племянников и племянниц. Полумесяц светит ярко, небо чистое, и Марианна пользуется возможностью побродить по деревне, закутавшись в отцовское пальто и надев фетровую шляпу. Ей кажется, что даже маленькие обитатели норок в каменных стенах и живых изгородях из боярышника сейчас наверняка не спят и наблюдают за странным поведением окружающего их человеческого мира. Из окон домов, обычно затемненных, льется густой, как патока, свет, и Марианна воображает, что там, за окнами, танцуют. Дальше, в «Конской голове», слышатся дребезжащий звон стаканов и фортепианные аккорды. Местные жители в кепках и перчатках вышли со своей выпивкой на деревенскую площадь и сгрудились вокруг костра. Ржавые хлопья пепла пляшут в ночном небе. Где-то над Абингдоном вспыхивают недолговечными звездочками фейерверки. Марианна останавливается и смотрит в небо, стараясь запомнить все увиденное, чтобы передать потомкам, но почему-то не может ничего удержать в памяти.

Повинуясь какому-то внезапному порыву, она обходит площадь и сворачивает на старую тропинку, ведущую сквозь дряхлую живую изгородь и затем вдоль берега реки, к средневековому мосту. В такую ночь ей ничего не страшно. Она радуется шуршанию мокрой травы по подолу пальто, с удовольствием вдыхает аромат влажного суглинка и крепкий запах Темзы. При лунном свете мало что можно разглядеть, зато хорошо слышна ночная жизнь. Совы ухают, словно подавая сигналы о приближении Марианны. Какие-то мелкие зверушки — должно быть, крысы или мыши — шныряют в подлеске. Река шумит и журчит не умолкая, несется через поля и деревни, сквозь гальку, водоросли и плотины, пересекает Лондон и вливается в море. Множество притоков соединяются вместе, каждая капля вносит свой вклад в безудержный напор — так же из солдат складывается армия, а из слов книга. А какой вклад вносит она, Марианна? В свою семью из двух человек, в деревню, в приход? Она верит, что должна быть частью чего-то большего. В конце концов, плыть по течению всегда проще.

Наконец она выходит на полянку под ивой, где тропинка расширяется. Летом влюбленные устраивают здесь пикники в тени нависающих ветвей. В июне и июле распускают свои крошечные фиолетовые крылышки болотные орхидеи, и Марианна помнит, как в детстве рисовала их, сердито отмахиваясь от мошек и потирая изжаленные крапивой ноги. Но сейчас, в темноте, шум воды кажется непривычно громким. Марианна не прочь бы как-нибудь отделаться от него, но этот звук так же неизбежен, как время, как старение, как движение крови в организме. Неподвижность и безмолвие — вот что пугает.

Теперь, когда война окончена, а ей уже исполнилось восемнадцать, она намерена отправиться вверх по течению этой реки. Отец сам занимается с ней античной литературой, и на будущий год она будет держать экзамены в женские колледжи Оксфорда. Говорят, лучший из них — Сомервиль, но ее крестная имеет влияние в другом. Времена меняются. Женщины старше тридцати лет, владеющие собственностью, получили право голоса и уже через несколько недель смогут этим правом воспользоваться. Теперь, когда войне пришел конец, мир непременно ждет исцеление и возрождение.

Из темноты на тропинке с другой стороны появляется какая-то фигура и, запинаясь, выходит на поляну. Марианна вздрагивает, но не пугается. Видно, что этот человек не подстерегает ее. Через тропинку между ними пролетает летучая мышь. Он молод, небрит, слегка растрепан, с тоскливым взглядом черных глаз. Еле заметно они кивают друг другу в лунном свете. Он подходит и стоит рядом, глядя на воду. Парень одет в военную форму — Марианна различает ее в темноте, — от него пахнет табаком и по́том. Кажется, они вместе учились в деревенской школе. Он отхлебывает из стеклянной бутылки, а затем протягивает ее Марианне.