Восьмерки - Джоанна Миллер

Дора вздыхает и теребит мочку.

— Самой не верится, что я так говорю, но дело не в них. Конечно, письмо от мисс Журден их не порадовало, но они не помешали бы мне вернуться. — Она расставляет фарфоровые чашки и наливает всем чая. — Мама отнеслась к этому с удивительным пониманием. Она не очень-то верит в женский разум, так что мой проваленный экзамен ее мало задел. — Дора протяжно вздыхает. — И она даже убедила отца, что мне лучше доучиться, просто на случай, если Фрэнк сделает мне предложение. То, что он был другом Джорджа, только укрепило в ней это желание.

— Боже мой, — отзывается Беатрис.

— Мисс Журден была очень великодушна и почти ничего не написала о нарушении правил. Отец не раз получал из Джезуса письма о Джордже в том же духе, поэтому не сильно сердился. Похоже, он воспринимает это как оксфордский ритуал посвящения. И он уже не так вспыльчив, как до войны. Даже напротив, он сделался довольно мягким и сентиментальным, после того как Джордж… — Дора сплетает пальцы на затылке. — Пока вы не спросили — о Чарльзе они не знают.

Отто взмахивает в воздухе булочкой.

— Можно я съем? Умираю от голода. А вы продолжайте.

— Мисс Журден не упомянула об этом в письме, что было очень мило с ее стороны. Да и какой смысл говорить с ними об этом? Ничего хорошего из этого не выйдет. — Дора делает два глотка из чашки и смотрит в сад. — Беда скорее в том, что Оксфорд потерял для меня свое очарование.

— Ох, какая жалость, — неуверенно произносит Беатрис. Она не в силах представить себе такое.

Дора наливает еще чая, и они пьют молча. В саду за деревьями слышатся шелест и воркование.

— Дело не только в Чарльзе. Я чувствую себя так, будто сваляла ужасного дурака. Мне кажется, я оказалась там по ошибке. Я же из тех девушек, которых мисс Журден терпеть не может. Из тех, которые смотрят на Оксфорд как на пансион для девиц. Я чувствую, что меня не хотят видеть в этом колледже.

Беатрис вцепляется зубами в булочку, намазанную джемом и сливками. Оса возвращается и начинает донимать их с удвоенной силой. Беатрис отмахивается от нее салфеткой.

— Мы скучаем по вас и хотим вас видеть, а мы и есть колледж. Без студенток никакого колледжа нет. И мисс Финч тоже постоянно спрашивает о вас.

— Ну будет вам, Гринвуд, — говорит Отто, слизывая крошки с запястья.

Дора переводит взгляд с одной на другую.

— Я хочу вернуться и попытаться еще раз, но там всюду Чарльз, — вздыхает она. — Как будто он мне все испортил.

Она отворачивается.

Сорока проносится над лужайкой и исчезает в кронах деревьев.

— К тому же он, кажется, передумал.

Отто вскидывает голову.

— Что?

— Он написал, что хочет увидеться со мной, поговорить.

Беатрис не верит своим ушам.

— Боже! И что вы будете делать?

— Не знаю.

В доме хлопает тяжелая дверь. По длинному коридору разносятся детские крики и звук шагов.

— Пойдемте прогуляемся, — предлагает Дора, торопливо поднимаясь. — Допивайте. Если близнецы нас увидят, то покоя не дадут.

Дора ведет их вниз по широким каменным ступеням, через лужайку, по узким тропинкам, окаймленным зарослями высоченного папоротника. Звонкие голоса детей вскоре затихают, а их сестра продолжает шагать вперед по сухой грунтовой дорожке.

* * *

Фэйрвью стоит на склоне холма. В полумиле ниже, на полоске воды цвета ила, Отто видит маленькие красные кораблики. Одни пыхтят и выпускают дым, другие двигаются благодаря конной тяге — их волокут на буксире громадные лошади. Беркхэмстед — любопытное старомодное местечко со средневековым замком, полем для гольфа и школой, но больше ничего примечательного Отто тут не находит. Оказывается, Дорин отец владеет фабрикой в соседнем городке. Что это за фабрика, Отто понятия не имеет, а ведь она знакома с Дорой уже почти восемь месяцев — должна бы знать. Надо спросить у Беатрис.

Дора ведет их прочь от Фэйрвью по лесной тропинке, которая пересекает дорогу и выходит на меловой склон. Поросшая травой земля изрыта неглубокими канавами. Под деревьями сложены груды камней, мешки с песком и разбитые бочки.

— Что это здесь такое было? — спрашивает Беатрис.

— Тренировочные окопы. Большую часть уже засыпали, — поясняет Дора. — Но этот участок линии фронта оставили для потомков. Вот по нему и пойдем.

Отто вспоминает, что Беркхэмстед всю войну был гарнизоном. Выходит, Дора жила среди здоровых офицеров до того, как они отправились во Францию, а потом, после их возвращения, среди изувеченных. До сих пор она никогда не задумывалась об этом.

Девушки помогают друг другу спуститься в траншею по мешкам с песком.

— Вот здесь я впервые поцеловала Чарльза, — говорит Дора, ведя их за собой по скрипучим доскам. — Я думала, у меня вот-вот начнется своя жизнь, в которой важно будет лишь то, что на мне надето, как выглядят другие и выйду ли я замуж. Какая же я была дура! Я была благодарна войне за то, что она привела его к моему порогу, понимаете? Разве это не чудовищно?

Беатрис, идущая за ней, замечает:

— Вы ужасно строги к себе, дорогая.

Отто видит перед собой лишь широкие плечи Беатрис, но выглядывает из-за ее спины и кричит Доре:

— Важно то, что вы делаете сейчас!

Она размышляет, не относится ли это и к Марианне. Отто пока не говорила с ней о растяжках, хотя чувствует, что должна. С тех пор между ними ощущается неловкость. Отто не перестает удивляться тому, что совершенно невероятные люди живут рядом, сохраняя свои ужасные тайны. В конце концов, правда — это всего лишь абстрактное понятие, рассуждает она. У каждого она своя.

Сорняки пробиваются между досками и цепляются за юбки, но девушки идут гуськом дальше. Время от времени они минуют заросшие землянки, которые облюбовали местные ребятишки. Местами траншея становится такой широкой и глубокой, что и лошадь поместилась бы, а местами сужается, и боковые стенки нависают прямо над ними. При мысли о том, что произошло во Франции, невозможно не впасть в сумрачное настроение, и подруги минут пять-десять молчат. Доски, серые от засохших отпечатков обуви, поскрипывают под ногами. Наконец они доходят до конца главной траншеи и выбираются на край поля для гольфа.

Отто прикуривает две сигареты и протягивает одну Доре.

— Не понимаю, неужели вам охота сидеть в гостиной и разливать чай гостям, когда можно кататься на велосипеде по Оксфорду под дождем в дурацкой шерстяной шапочке?

Дора глубоко вздыхает.

— Я скучаю по этому.

Они останавливаются в тени серебристой березы, кора у которой отслаивается