Восьмерки - Джоанна Миллер

приветствия. Марианна помнит, что надо бы снова написать Доре, но она никогда в жизни не чувствовала такой свинцовой тяжести во всем теле. Ночную рубашку она натягивает — задача не из легких — уже с закрытыми глазами.

* * *

Проспав весь день, Марианна просыпается вечером и не сразу понимает, где она. Шея затекла, руки и ноги налиты тяжестью, в висках стучит. Она с трудом поднимается на ноги, и ее тут же рвет желчью прямо в ладонь. Опираясь о стенку, она хочет зажечь свет, но это усилие дается ей не легче подъема в гору. Напуганная слабостью в ногах, Марианна решает пятиться спиной обратно к кровати, а потом подумывает, не лучше ли осесть на пол и добраться ползком. Пол кажется соблазнительным — чем больше под ней чего-то осязаемого, тем тверже ощущение реальности, — но все же она потихоньку, дюйм за дюймом, передвигает ноги к матрасу и падает на бок. Этот маневр отнимает у нее последние силы. Проходит какое-то время. Хочется воды, но добыть ее — слишком тяжкий труд. Проходит еще какое-то время. Вдалеке звенит колокол, звук шагов по тротуару за окном то нарастает, то затихает, луч света переползает по комнате все дальше, а она не может даже голову поднять так, чтобы ее не вырвало. Она вся мокрая. Ночная рубашка, волосы, простыни превратились в какую-то влажную пленку, облепившую ее со всех сторон. «Что со мной?» — спрашивает она свою мать, которую никогда не видела, которая как раз в ее возрасте умерла в луже маточной крови, пока сама Марианна хныкала на руках у кормилицы. Затем она видит в углу какого-то молодого человека в военной форме. На руках у него младенец. Она просит показать ей ребенка, но молодой человек качает головой, и тут вдруг оказывается, что Марианна лежит на полу. Ей очень холодно. По полу разлито содержимое ночного горшка. Запах фекалий, мочи и рвоты не дает уснуть. А еще хуже — непрекращающийся грохот и стоны. Она хочет позвать на помощь, но рот забит непонятно чем, и руки связаны.

27

Четверг, 5 мая 1921 года

(вторая неделя)

В то время как британское правительство выделяет шесть ирландских графств, которые называет Северной Ирландией, по колледжу с пугающей быстротой распространяется инфлюэнца. Легкий, но неприятный штамм испанского гриппа проникает в Оксфорд с бородатым студентом Брасеноуза из Кента, который, сам о том не подозревая, передает его своему другу-скрипачу во время сольного концерта в часовне. Через несколько дней скрипач участвует в майских торжествах на мосту Магдален, где кашляет на всех подряд, включая длинношеюю первокурсницу из Сент-Хью, которая стоит между двумя подругами — очень высокой и очень маленькой. После этого все остальное — лишь дело времени.

Когда на следующий день Марианна не выходит к завтраку, а Мод жалуется, что дверь мисс Грей заперта изнутри на засов и она не может войти, Отто с Беатрис пробираются внутрь через незапертое окно. Запах аммиака, пота и поноса сбивает с ног, и на мгновение Отто снова переносится в Сомервиль, в санитарную.

Марианна лежит на полу спальни в луже собственных нечистот.

— Боже мой, боже мой! — восклицает Беатрис. — Она умерла?

— Нет, не умерла. Перестаньте, ради бога, — велит Отто, опускаясь на колени рядом с Марианной. — Самое главное — сбить температуру. Откройте окно.

Мертвенно-бледная Беатрис не двигается с места.

— Ну же! — подгоняет ее Отто, чувствуя, как противная сырость просачивается сквозь юбку к ногам.

Она берет с кровати подушку и подкладывает ее Марианне под голову.

— Если опасаетесь заразиться, держитесь подальше, — говорит Отто. — Я ухаживала за больными гриппом в Сомервиле. Мне ничего не сделается.

— Грипп?

— Думаю, да.

— Вчера об этом писали в «Оксфорд таймс». В Брасеноуз дела плохи, кажется.

Пульс у Марианны учащенный, но сильный. Она стонет, бормоча какие-то невнятные извинения.

— Не тратьте силы, Марианна, все в порядке, — отвечает Отто, подавляя подкатывающие к горлу рвотные позывы.

— Дайте мне стакан воды. Нет, не полный. О боже, Беатрис, вы такая умная, а в решительный момент от вас никакого толку.

Отто подносит стакан ко рту Марианны. Та пытается глотнуть, но вода скатывается с губ и льется по щеке на подушку. Вот он, ее кошмарный сон.

— Плохо. Я не знаю, что делать, Отто! Скажите же мне, что делать, — всхлипывает Беатрис.

— Сходите к казначею и узнайте, что происходит в колледже. Если Марианна такая не одна, то пусть позвонит в лазарет Рэдклиффа, попросит выдать всем маски, салфетки и как можно больше таблеток аспирина — сколько смогут выделить. У них должны остаться тонны после того, как закрыли офицерские отделения. Если дела совсем плохи, предложите ей, чтобы кто-нибудь написал объявления и расклеил их по всему колледжу. Мисс Брокетт служила сестрой милосердия, она знает, что писать.

Беатрис поворачивается, чтобы уйти.

— Подождите. Сначала помогите мне ее перенести, — просит Отто. — Марианна, мы вас умоем и перенесем в холл на то время, пока будем приводить пол в порядок. — Она поднимается на ноги. — Спаркс, беритесь за матрас.

Они снимают с кровати тонкий матрас вместе с постелью, перетаскивают его через Марианну и выволакивают в коридор. Отто и забыла, какая Беатрис сильная. Матрас складывается легко, будто лист бумаги, и тут же снова раскрывается, так что они охают от неожиданности и смеются. Отто набрасывает сверху полотенце.

Они поднимают Марианну с пола за подмышки. Пальцы Отто цепляются за мягкие волоски. От Марианны пышет жаром так, будто внутри у нее раскаленная печка. Ноги у нее слабые, голова болтается, но она открывает глаза. Подруги усаживают ее на полотенце и стаскивают через голову промокшую насквозь ночную рубашку.

— Нет, нет, нет… — стонет Марианна, хватаясь за нее.

— Тише. Вам надо отдохнуть, — говорит Отто.

Обнаженная Марианна снова падает на матрас. Лицо у нее раскрасневшееся, лихорадочное, губы побелели. Беатрис тем временем задергивает шторы на окне в холле.

Отто берет кувшин с водой из комнаты Марианны и посылает Беатрис на поиски Мод.

— Пусть принесет чистые простыни и новую подушку. И пол нужно вымыть. Вся комната провоняла, — говорит она вслед Беатрис. — Она должна быть на кухне.

Отто заглядывает в шкафчик над умывальником, где хранится Марианнина зубная щетка, и находит хлопчатобумажную гигиеническую салфетку. Окунув ее в кувшин, она опускается на колени рядом с подругой и протирает ей лицо и шею, смачивая волосы. От тяжелого дыхания Марианны по щеке струится тепло. Из открытого окна доносятся неразборчивые мужские голоса и грохот ящиков, падающих на тротуар. Отто полощет салфетку в кувшине, отжимает и утешает:

— Все