Демократия, не оправдавшая надежд - Александр Владимирович Быков

Приезд Миллера ставил крест на его амбициях возглавить Северную область, но понимая, что генерал имеет больший авторитет и известность, Марушевский смирился с этим назначением, полностью погрузившись в работу по созданию русской армии.

В январе 1919 года скромный присяжный поверенный из Вологды Петр Юльевич Зубов сделал головокружительную политическую карьеру. С должности секретаря он переместился в кресло заместителя председателя правительства. Грядущий отъезд Чайковского делал его фактически главой гражданской власти в Северной области.

Спустя две недели Чайковский отбыл в Париж для участия в Русском политическом совещании. В Архангельск он больше не вернулся. Короткий период существования северной демократической республики завершился. Власть окончательно перешла в руки военных.

Отъезд Чайковского и нескольких ключевых фигур из состава дипломатического корпуса имел важные последствия. У демократического крыла не осталось заступников. Теперь стало возможным приводить в жизнь те решения, которые еще в декабре прошлого года были невозможны.

Генералу Марушевскому требовались командиры для вновь формирующихся полков. Но среди подходящих по формальным признакам старших офицеров найти подходящую кандидатуру было нелегко.

Владимир Владимирович в который раз перебирал в голове фамилии претендентов. Одного звания здесь было маловато. Для успешного командования новыми полками требовалось нечто большее. Люди должны были видеть в командире не только войсковой чин, а прежде всего лидера, которому они верят, за которым, не задумываясь, пойдут в бой. Таких людей в запасе было немного.

Ближайшим подходящим для нового дела человеком в окружении генерала был подполковник Петр Александрович Дилакторский. Два месяца отпуска в должности офицера для особых поручений позволили ему отдохнуть от фронта, теперь он снова рвался в бой и просил как можно скорее отправить его в Шенкурск. Там проводилась мобилизация, под ружье было поставлено четыре тысячи призывников. Их надо было обучать строю и боевому взаимодействию. Подполковник хорошо знал обстановку в уезде и полагал, что успешно справится с порученным делом. Но Марушевский с назначением Дилакторского почему-то медлил. Видимо, не хотел отпускать от себя толкового боевого офицера.

Как-то раз, разговорившись с генералом о формировании полков новой русской армии, Дилакторский назвал фамилию Чаплина.

– Это был бы прекрасный командир, я помню его по совместной работе в августе прошлого года. За кратчайшие сроки были сформированы команды добровольцев, которые смогли отогнать красных за Вагу и дойти до Шенкурска. Шенкурск был освобожден от большевиков силами русских добровольцев. Союзники появились в городе несколько позднее.

Если бы не этот нелепый переворот, остановивший формирование добровольческих отрядов больше чем на месяц, – говорил Дилакторский генералу, – линия фронта пролегла бы гораздо дальше. Возможно, мы смогли бы даже захватить Котлас. Но я не виню Чаплина. По существу, он сам жертва обстоятельств. Представьте себе, вы совершаете переворот, изгоняете большевиков с огромной территории, и тут появляются какие-то проходимцы и обманом берут власть в свои руки.

– Вы говорите о Чайковском?

– И да и нет. Кандидатура Николая Васильевича была согласована с самого начала, как некий символ победы демократических сил. Но вместе с ним в правительство пришли социалисты, и началось то, что было при Керенском. Революция продолжается. Снова митинги, солдатские комитеты, всеобщее голосование, красные флаги. У Чаплина просто не выдержали нервы. Если бы на его месте был авторитетный генерал, все бы закончилось еще в начале сентября. Но Чаплину всего тридцать два года, у него незначительный военный чин и отсутствие поддержки у послов союзных держав. Его просто затоптали, и я считаю, что сейчас в связи с тем, что в области появились новые высокие чины, вы в праве снова призвать капитана Чаплина к делу.

– Я подумаю над этим предложением, – ответил Марушевский.

В мемуарах он расскажет потомкам о своих отношениях с опальным офицером:

«Капитан второго ранга Чаплин явился ко мне и с полной откровенностью рассказал все то, что произошло в сентябре, не скрывая ни своих политических верований, ни тех затруднений, с которыми ему пришлось встретиться. В искренней сердечной беседе мне, кажется, удалось убедить его в несвоевременности переворотов в совершенно неустроенной области.

Молодой, крепкий Чаплин был отличным работником, и жалко было бы обрекать эту неизбывную силу на ссылку на станции Обозерской, где он убивал свою энергию охотой.

Я полагал, что имея дело с прямым, храбрым, честным человеком, я всегда в состоянии буду привлечь его к созидательно работе в области. Но надо было выжидать».

Какое-либо назначение Чаплина на должность в декабре 1918 года было совершенно невозможно, но в январе ситуация изменилась, и Марушевский снова вспомнил о кавторанге.

Генерал из штаба британских войск как-то в разговоре спросил Владимира Владимировича:

– Господин генерал, в Архангельске на русское Рождество снова видели капитана Чаплина. Я прошу принять Вас самые строгие меры, любое появление в городе этого человека чревато возникновением напряженности.

– Я не вижу особой проблемы в том, что кавторанг иногда бывает в городе. Это молодой неженатый человек. В конце концов, ему тоже требуется отдых. В Обозерской, как известно, ресторанов и других увеселительных заведений нет.

– Скажите лучше, что Вы не в состоянии обуздать этого капитана, – раздраженно бросил англичанин.

– Отнюдь, и чтобы доказать Вам, что принципы единоначалия в русской армии по прежнему работают, завтра же он будет снова на Обозерской. Но имейте в виду, вы сами создаете Чаплину ореол мученика и повышаете его авторитет в офицерских кругах и среди городской общественности правых взглядов. Возьмите в руки газету «Отечество», пролистайте несколько номеров подряд и вы увидите, что идеи, с которыми Чаплин пошел на переворот, по-прежнему живы. Кроме того, число сторонников этих идей возрастает.

Лично я категорически против, чтобы военнослужащие были членами какой-либо политической группировки или партии и участвовали в обсуждении политических вопросов. Дело армии вместе с союзниками защищать область от большевиков.

Британский генерал молча удалился.

Марушевский был убежденным сторонником монархической идеи, но считал глупым и несвоевременным форсирование событий. Слишком много в Архангельске было людей, которые понимали монархическую идею, как разговоры самого правого толка, кутежи, непременным атрибутом которых был заказ музыкантам гимна «Боже, царя храни». При всем этом идти на фронт эти люди под разными предлогами не желали. Это прекрасно видели с левого фланга и подвергали таких монархистов частой и ожесточенной критике. Общество было разделено, и это крайне негативно сказывалось на общей политической обстановке.

17 января подпоручик Смыслов получил приказ прибыть в Архангельск для доклада. Марушевский желал лично разобраться с тем, что происходит вокруг подразделения казаков. Казачество было гордостью русской армии, а тут сборище трусов, которые за последнее время умудрились растерять весь авторитет и