Демократия, не оправдавшая надежд - Александр Владимирович Быков

– Скорее да, чем нет, – ответила настоятельница. – Покойный государь был мягкий и добрый человек, любивший свой народ и доверявший ему. Такой правитель хорош в мирные годы, но на войне, когда на поверхности оказывается не только героизм и добродетель, но и все без исключения пороки человека, очень трудно удержать ситуацию. Многие годы против государя определенные люди настраивали общество, и, когда случилась война и начались трудности, поднялась стихия русского бунта и смела империю.

– Но почему же тогда Временное правительство не смогло удержать власть? – Спросил Айронсайд, – ведь в его состав вошли лучшие представители общества.

– Увы и ах! – Всплеснула руками настоятельница. – О ком вы говорите, о Керенском? Этот человек самый первый вверг Россию в хаос. Где это видано, чтобы правитель во время войны во имя какой-то идеи разваливал свою армию, отдавая на растерзание врагу родную землю?

– Я с вами полностью согласен, – ответил Айронсайд, – в Британии в первые же дни войны была ограничена свобода слова, введена военная цензура. Кроме того, армия всегда вне политики, она гарант стабильности в государстве.

– Вот видите. Вы все сами знаете про наши российские беды, – настоятельница вздохнула. – Народ наш забыл господа Бога, и Господь отвернулся от него.

В Москве есть слепая провидица Матрёна Никонова, это ее слова, не мои. Матрёнушка говорит, что в конце концов все беды минуются, но коль скоро, зависит о людей, их стремления вернуться к прежней боголюбивой жизни.

– Я заметил, – сказал Айронсайд, – что русские люди здесь на Севере очень религиозны, пожалуй, даже более, чем крестьяне у меня на родине в Шотландии.

– Это и так, и не так, – ответила настоятельница, – наш мужик имеет свои понятия насчет Господа, и молитвы у него свои. Знаете, как он молится?

– Интересно? – Проявил любопытство британский генерал.

– В каждом деле он говорит: помоги, Господи, и вразуми, если что-то не получается. Это благая молитва, но не главная.

– Что же главнее помощи Божией?

– Покаяние в грехах, исповедь. Главная молитва это «Прости, Господи», но мужик наш ее не знает или не хочет знать. Отсюда все прегрешения, отсюда и революция. Без Божией помощи никуда, Господь отвернулся от своих непутевых сынов, а Нечистый тут как тут, с большевиками, и теперь у нас в России сатанинская власть.

– Не везде, – ответил генерал.

– На то и рассчитываем, о том и молимся, – перекрестилась настоятельница. Вы, наши союзники, посланы в Россию Господом помочь заплутавшему народу, это ваш крест. Поэтому, прошу от всего сердца, несите его с честью, не бросайте Шенкурск, если придут сюда красные варвары, нам несдобровать. Они никого не пощадят.

На глазах у женщины выступили слезы.

– Будем держать оборону, – растроганно сказал Айронсайд.

Он покинул гостеприимную хозяйку и направился в штаб союзных войск.

В своих мемуарах он подробно опишет эту встречу и будет убеждать британских читателей, что его собеседница принадлежала к аристократическим кругам. На самом деле игуменья Рафаила, в миру была крестьянкой Холмогорского уезда по имени Александра, университетов не кончала и мудрость имела от корня своего, от земли. Удивившись суждениям игуменьи, британский генерал был уверен, что говорить так может лишь дама из образованного сословия.

– Я не могу дольше оставаться здесь, – сказал Айронсайд британскому полковнику, – неотложные дела требуют моего присутствия в Архангельске, поэтому вручаю в Ваши руки решение об обороне города в случае наступления большевиков. Мы будем оказывать вам помощь всеми силами Двинской колонны. Но если город окажется в окружении, я не думаю, что следует терять армию ради его удержания. Стратегически это нам ничего не дает. Поэтому действуйте на свое усмотрение.

Вечером того же дня в селе Шеговары на полпути к Двинскому Березнику генерал услышал со стороны Шенкурска раскаты артиллерийских залпов. На темном небе то и дело были видны яркие всполохи.

«Неужели началось?» – Подумал Айронсайд.

– Стоит ли мне вернуться и возглавить оборону города? – Спросил он на другой день канадского полковника Шармана, командовавшего после отъезда генерала Финлейсона войсками на Двине.

– Не вижу смысла, – хладнокровно ответил канадец, – не дело командующего рисковать на второстепенном участке фронта, даже если обстановка там критическая. Шенкурск это всего лишь эпизод на общей картине боевых действий. Пусть британский полковник проявит себя и решит поставленную задачу.

– Будь по-вашему, – облегченно вздохнул Айронсайд и отбыл в Архангельск.

– Я оставляю здесь свою походную кровать, – сказал он Шарману, – в знак скорого возвращения. Пусть она будет для вас счастливым талисманом.

Заржавевший металлический остов кровати британского генерала, сделанной по спецзаказу для высоченного Айронсайда, спустя годы обнаружат на чердаке в одном из домов в Двинском Березнике. Кровать главнокомандующего союзными войсками навечно осталась здесь после ухода англичан. Когда-нибудь она наверняка войдет в экспозицию музея Гражданской войны на Севере.

Глава 26

Рано утром 19 января американский лейтенант Мид, чье подразделение занимало позиции на передовой линии фронта по дороге на Вельск, передал по связи, что против него идет атака превосходящих сил противника. Положение было серьезным. Атаке предшествовала массивная артиллерийская подготовка. Снаряды большевиков ложились точно в расположение американцев. Все позиции янки были хорошо известны боло, и, как оказалось, пристреляны.

Позже один из американских участников тех событий вспоминал:

«Мы удерживали полоску земли, которая вдавалась во вражеские владения, опираясь на гарнизоны трех деревень: Низкая Гора располагалась на правом фланге и была самой дальней в этом раскладе, Усть-Паденьга находилась на левом фланге, а Высокая Гора – немного в тылу. Здесь группировались наши основные силы».

Укрепления союзников состояли из проволочных заграждений, блокгаузов, блиндажей и бомбоубежищ. Военные инженеры, предполагая лобовую атаку противника, расчистили от леса пространство перед позициями. Это позволяло контролировать окружающую местность, издали замечать приближение врага.

Позиции союзников были усилены мощью канадской полевой артиллерии и несколькими небольшими полевыми пушками. Оборону занимала рота 339-го полка армии США, несколько канадских пушкарей и все те же казаки из отряда Берса, которые выбрали для своих позиций самое удобное в случае возможной ретирады место, категорически отказавшись находиться на первой линии. Лейтенант Мид был вынужден занять ее силами американской пехоты.

Сколько было атакующих, союзники не знали. Большевики, одетые в маскировочные халаты, совершенно незаметные на белом поле на расстоянии, появлялись в зоне видимости в самый последний момент, и янки казалось, что из снегов встает неисчислимая рать противника. Потом, подсчитывая потери, союзники говорили о трех и даже пяти тысячах солдат боло, против которых оборонялось всего триста человек, причем на первой линии менее пятидесяти.

Когда спустя время в штабе союзников прочитали отчет лейтенанта Мида,