Демократия, не оправдавшая надежд - Александр Владимирович Быков

наступления было достаточно. Петин предложил Самойло использовать маскировочные халаты, чтобы дезориентировать противника на местности и максимально близко незамеченными подойти к его укреплениям.

Однако, даже на бумаге план выглядел весьма сомнительным. Слишком велики были расстояния, которые требовалось преодолеть на подходе к Шенкурску. Позже в своих мемуарах Самойло с опаской откровенничал:

«Я ясно себе представлял, что если бы такую операцию я представил профессору генералу Орлову в Академии Генерального штаба, то мне не видать бы Генерального штаба, как своих ушей, так как мой план не только был труден и рискован, но вообще противоречил основному правилу военного искусства – не назначать соединения разрозненных частей, что называется, под носом у противника».

Несколько смущала разработчиков организация наступления на уровне среднего командного звена. Там были сильны принципы атаманщины, пышным цветом цветущие на южном фронте, когда вчерашний союзник вдруг становился заклятым врагом. Фамилии такого рода попутчиков Красной армии атаманов Григорьева и Махно были хорошо известны в Реввоенсовете Красной армии.

На севере не было размаха для такой вольницы. Кавалерийский отряд горца Хаджи-Мурата Дзарохохова не в счет. Там с дисциплиной не все в порядке, зато командир испытанный товарищ, такой не предаст. Но в остальном ситуация в войсках была достаточно тревожной.

На протяжении осени 1918 года красноармейцы по одиночке и целыми подразделениями сдавались врагу, более того, впоследствии воевали на его стороне.

В войсках был зачитан приказ о том, что семьи изменников и предателей будут подвергнуты самой суровой каре, включая конфискацию имущества и расстрел. Это имело результат, количество дезертиров сократилось. Но для поднятия боевого духа в войсках нужна была громкая победа. Это понимали в руководстве армией и сделали все, чтобы Шенкурская операция не провалилась.

18 января 1919 года в Усть-Паденьге на передовой побывал сам главнокомандующий, генерал Айронсайд. Его встретил командир американской роты капитан Одгард. Главнокомандующий проинспектировал позиции и ничего, кроме огромных белоснежных сугробов перед собой не увидел.

– Вы полагаете, большевики решаться наступать? – Спросил он капитана.

– Полагаю, что нет. Эти морозы не для атаки. У них будут большие трудности с пулеметами и артиллерией, а без огневой поддержки идти на блокгаузы в штыковую атаку – сплошное безумие.

– Как Вы считаете, капитан, у большевиков достаточно сил для того, чтобы обойти наши укрепления с флангов и окружить Шенкурск?

– Не думаю, что это возможно, – ответил Отгард, – передвижение по лесу осложняется большим количеством снега и отсутствием дорог для транспортировки артиллерии. У них нет другого выбора, кроме как атаковать в лоб, но тут мы хорошо укрепили позиции, и без тяжелой артиллерии им нас не одолеть.

– Если они это понимают, и артиллерия будет работать по блокгаузам?

– Канадская батарея даст им достойный ответ. В любом случае, пока пехота не займет позиции, говорить о какой-то победе бессмысленно. Идти на штурм при морозе в тридцать градусов – это верх безрассудства. До середины марта как минимум обстановка сохранится на прежнем уровне: беспокоящий огонь, диверсионные вылазки и так далее. Мы к этому привыкли и успешно отражаем попытки противника расшатать нашу оборону.

– Завидую Вашему оптимизму, – произнес Айронсайд.

По карте он внимательно изучил конфигурацию Шенкурского выступа и не был столь оптимистичен, как командир американской стрелковой роты. Но сомнения генерал оставил при себе.

Он осмотрел войска, пожал руку молодому командиру взвода лейтенанту Миду, похвалил американских солдат за расторопность.

– Ваши ребята намного бодрее и проворнее тех американцев, что я видел ближе к Архангельску, – сказал Айронсайд Одгарду.

– На передовой особые условия. Мы видим противника каждый день, он не дает там скучать. Мы все время помним о близости смерти.

– Ах да, конечно, memento mori[30], – произнес генерал.

Он еще раз пожал офицерам руки и, пожелав стойкости в бою, отбыл в Шенкурск.

Там его ждала инспекция только что сформированного батальона русских новобранцев.

Мобилизация молодежи, достигшей призывного возраста, была одной из важнейших задач командования войсками Северной области. Эти солдаты, не испорченные революционной пропагандой, должны были составить костяк русской армии Северной области и постепенно заменить на фронте уставшие части союзников, моральное состояние которых очень тревожило командование.

В штабе Айронсайда, где, разумеется, все командные должности занимали англичане, были очень невысокого мнения об американском контингенте, считая янки никудышными солдатами, которых испортила демократия Соединенных Штатов.

– Солдат должен беспрекословно выполнять приказы командования, думать не о целесообразности задачи, а способах ее решения, – говорил генерал на совещании в штабе. – Командование лучше знает, что и как надо делать, и требует от личного состава только одного: приказ должен быть выполнен любой ценой. Вам ясно, господа офицеры?

Англичанам была понятна речь генерала, а вот американцы относились к ней с большим подозрением.

«Худшее, что у нас есть здесь – это британское командование», – записал в дневнике один американский капрал.

«Самые скверные в боевом отношении – это американцы, – как бы в ответ заметил в своих воспоминаниях британский офицер из штаба Айронсайда, – за время нахождения на фронте эти нытики совершенно ничего не сделали полезного для общего дела».

В Шенкурске у генерала Айронсайда, кроме обычной для генеральской должности инспекции, были и приятные встречи.

Настоятельница женского монастыря игуменья Рафаила пригласила генерала на чай, и тот с удовольствием принял это приглашение.

В городе об этой женщине говорили с большим уважением. Большую часть своей жизни она отдала служению Богу и провела ее на Севере за стенами монастырей. Во время Великой войны организовала в стенах обители общину, которая занималась благотворительностью в пользу раненых и увечных солдат. Вдовы, потерявшие на войне кормильцев, принимались в монастырь в качестве трудниц[31] и послушниц. Слова утешения настоятельница находила для каждой из новых сестер, и те платили ей глубокой благодарностью.

По случаю приезда Главнокомандующего был приготовлен серебряный самовар, заварен вкуснейший китайский чай, привезенный еще до революции купцами из Кяхты. Послушницы напекли пирожков с красивым северным названием шаньги.

Генерал с удовольствием отведал угощения, и когда Айронсайд насытился, настоятельница осторожно задала ему вопрос.

– Господин генерал, смею ли я надеяться, что войска союзников будут оборонять Шенкурск от большевиков? У нас ходят слухи о том, что красные намерены захватить город.

– Нет повода волноваться, – ответил ей Айронсайд, – я только что с передовой, боевой дух наших войск превосходен, укрепления надежны. Как минимум до весны мы не ожидаем существенных изменений на фронте. А потом на помощь придут отмобилизованные части русской армии и погонят большевиков сначала до Вологды и Ярославля, а потом и до Москвы.

– Спаси, Господи! – Перекрестила генерала настоятельница. – Вся надежды на наше воинство.

– Мне бы хотелось спросить Вас, как человека хорошо