Демократия, не оправдавшая надежд - Александр Владимирович Быков

оперировал при свете тусклой керосиновой лампы. Самоотверженности этого человека можно было только позавидовать. Ему были не важны близкие разрывы снарядов, долг медика заставлял его трудиться не покладая рук.

– Густя, пойдите, прикажите этим бездельникам нагреть воды, – кричал он медсестре. Она передавала приказ санитарам, те сразу же его выполняли. Оказывается, вода уже была нагрета в ближайшей бане, и ее требовалось только доставить в операционную.

Противник подходил к Высокой горе все ближе. Его артиллеристы не жалели снарядов. На каждого из защитников их было выпущено по несколько десятков. Но люди продолжали держаться.

21 января случилось несчастье. Снаряд угодил прямо в операционную, убив храброго лейтенанта, двух санитаров и солдата, которого спасали медики. Ему оторвало ногу, и он истек кровью.

Густю Степанову спасла печка. На какую-то минуту она зашла за нее, чтобы взять бинты, и в это время упал снаряд. Девушку контузило. Она беспомощно болтала головой и не понимала, что случилось.

– Несите ее в избу к раненым, – крикнул оставшийся в живых капрал.

Августу занесли в помещение, положили на лавку.

– Ох, беда какая, пропадет девка с вами, – хозяйка дома неодобрительно посмотрела на спартанскую обстановку комнаты, где лежали раненые, – давайте-ка я ее отдельно положу, а как полегчает, поедет в город. Смотрите, худо ей, бледная вся, и тошнит.

Санитары перенесли медсестру в соседнюю избу. Хозяйка сняла с девушки медицинскую форму, укрыла одеялом и, приказав выпить какой-то взвар, посоветовала уснуть.

Августа не помнила, сколько она спала, сутки или двое, но когда пришла в себя, поняла, что в деревне не стреляют. Не зная, что делать, она затаилась в ожидании кого-нибудь живого.

«Наверное, наши отбили атаку и теперь гонят большевиков прочь», – подумала девушка. Ей очень хотелось в это верить.

Вошла хозяйка.

– Ну что, оклемалась? Добро, взвар свое дело знает, голова-то не болит?

– Болит и немного кружит, – честно сказала Густя.

– Это ничево, пройдет.

– Почему не стреляют? – Спросила медсестра. – Где наши: лейтенант, санитары?

– Лейтенанта твоего убило снарядом, сразу четверых накрыло, тебе повезло, жива осталась, хоть и оглушенная. А ваши ушли еще вчера, тебя хотели забрать, но я не дала. Какой у них там уход? А здесь тебе поваднее будет.

– Как же так? Меня ждут в госпитале!

– Подождут, хворая ты еще, лежи, пей взвар, поправляйся.

– Большевики в деревне?

– Да нет, вчера заходили, ночевали, а сегодня к Шенкурску подались.

– Значит все очень плохо?

– Ну это кому как. Американцам вашим, конечно, плохо, а красным хорошо, они победили. Кстати, спрошали, кто ты такая. Я ответила, что племянница из-под Коноши гостит, да приболела малость. Поверили.

– Значит, я теперь на стороне красных? – Спросила Густя.

– Выходит, что так. Я твое платье на всякий случай распорола и хвартух тоже, подол-от оставила, пригодится, а нагрудник с крестом, ты уж не серчай, в печке сожгла. Не дай бог нашел бы кто, сразу бы тебе конец. И так бегал тут один по деревне, спрашивал, не ховает ли кто раненых, обещал за каждого по сту рублев, денжищи большие. Но я про тебя не сказала, иначе бы амба тебе, девка.

– Спасибо большое, – с чувством произнесла Густя.

– У нас и так в деревне троих большевики расстреляли, самых справных мужиков, за поддержку интервентов, сказали. Свои же и донесли. Нет в людях совести нынче, нисколечко не осталось.

– Что же мне делать? – Спросила Степанова.

– Родители-то у тебя живы?

– Живы, в Вологде они.

– Вот и добро, пока у меня побудешь, а как успокоится, я попрошу отвезти тебя на станцию Коноша к поезду. Оттуда до Вологды дорога прямая, доберешься.

– Спасибо Вам, не знаю как зовут, – благодарно сказала Густя.

– Не знаешь, так и не мудрено, откудова тебе знать? А кличут меня Прокопьевной. Если вдруг кто спросит, говори, тетка я тебе, поняла?

– Поняла, – вздохнула Августа.

– А теперь надобно тебя переодеть, скидывай свою городскую исподку, у нас тут таких не носят.

Августа сняла батистовое белье, Прокопьевна открыла сундук, достала оттуда домотканую рубаху, подала девушке.

– На вот, на свадьбу себе вышивала, тридцать лет исподке, ни разу не надёвана.

Девушка надела крестьянскую рубашку.

– Куда с добром, – похвалила обновку хозяйка дома. – Сейчас достанем тебе сарафан с напередником, и будешь, как все у нас.

Она открыла другой сундук, взяла оттуда домотканый сарафан на лифе с тяжелой становиной из крашеной овечьей шерсти, встряхнула его.

– Надевай, поди, в пору будет.

Августа надела сарафан поверх рубахи.

– Перепоясайся, – она протянула девушке кусок материи в клеточку, оказавшийся фартуком.

– Раньше-то поверх ещщо пояса носили, но тепереча новая мода пошла, без них ходят. Вот возьми-ка платок, и все, пожалуй.

Густя послушно надела на себя крестьянский наряд.

– Волосы прибери в косу, незамужняя, чай?

– Да.

– Вот и заплети, как надо.

Все последующие дни Августа Степанова в окно наблюдала, как через деревню в направлении Шенкурска шли отряды красных. Иногда красноармейцы заглядывали в избу, просили испить молока или водицы. Ничего страшного в этих людях Степанова не заметила, обычные крестьянские парни в тулупах, только с оружием в руках.

«Почему же их так ненавидят по ту сторону?» – Подумала она. Ответа на собственный вопрос у дочери почетного гражданина города Вологды не нашлось.

Глава 27

Высокая Гора сопротивлялась до 22 января. Янки не жалели патронов, канадцы – пушечных снарядов. Все понимали, то и другое будет бесполезно в случае отступления, но, как минимум, сможет задержать боло на часы или даже сутки.

Среди мрачных новостей этих дней в роте американцев была и одна радостная. Вернулись двое дафбоев, считавшихся пропавшими без вести. Они рассказали удивительную историю своего спасения.

Когда оставшаяся часть взвода покидала Низкую Гору, двое, капрал и рядовой, по какой-то причине не узнали о приказе отходить и остались в деревне одни. Когда красные вошли в селение, парни оказались в ловушке, одни среди боло.

В эту критическую для них минуту американцев увидела одна из местных жительниц, которая вернулась из леса, чтобы проверить свой дом. Она пожалела солдатиков, прекрасно понимая, что их ждет, если большевики обнаружат янки. Не теряя времени, крестьянка затолкала обоих в кладовку своего дома, где было отхожее место: обычное круглое отверстие на приступочке, куда отправлялись все естественные нужды. Укрытие не было надежным, чтобы в течение долгого времени скрывать двух военных, в любой момент уборная могла потребоваться, но ничего лучшего в ту минуту хозяйка дома не придумала.

Большевики вошли в деревню и заняли на постой все избы. Один из красноармейцев, собравшись по нужде нашел уборную. Держа в руке винтовку со штыком,