Территория тюрьмы - Юрий Прокопьевич Алаев

Одна заноза саднила: у бугульминских футболистов никак не получалось навтыкать казанским. Вот все вроде было – и хавбек токарь БМЗ Четвертнов, на раз накручивавший по два-три соперника и раздававший шикарные пасы, и форвард инженер-геофизик Сурков, с одинаковой ловкостью пулявший по воротам хоть с правой, хоть с левой, и вывезенный из самого Ленинграда фулбэк Буланов (с неустановленным болельщиками местом трудоустройства), который летал в такие подкаты ногами вперед, что мужики на трибунах в ужасе хватались за мошонки («как он не боится, что яйца отобьют?!»), – все было, а не выигрывали у казанцев, хоть тресни! Но болельщики видели, как растет мастерство профсоюзных спортсменов, все сильнее верили, что вот-вот – и прервется полоса неудач, и валили на матчи валом.

Очередное испытание выпало на середину июля: кубковый матч с казанской «Стрелой». Билеты были раскуплены в два дня, и тут ушлые болельщики прознали, что билетов выбросили в продажу меньше, чем обычно. Оказывается, кому-то из начальства пришло в голову, что надо нарастить трибуны (вместимость то есть), и северную в связи с этим разломали. Вот не по весне, до начала игр, не осенью, после окончания сезона, а прямиком к ответственному матчу с казанцами! Поднялся ропот, безбилетники полезли через северные проломы, на трех оставшихся целыми трибунах к началу матча люди сидели и в проходах, и чуть не на коленях друг у друга. Дальше – больше: обнаружилось, что не работает буфет, и те, кто не прихватил пивка или водочки с собой, оказались в дураках, что тоже, понятно, не добавило им настроения. Впрочем, тут беда была невелика: у каждого второго, считай, в котомках булькало, и мало кто отказывался поделиться. Но когда уже разогретые всем этим привходящим болельщики увидели, что возле павильона дежурит не одна пожарная машина, а целых три, по трибунам волной пошел ропот. «Они это что же? – спрашивали друг друга мужики. – за дикарей нас держат?! Мы что – крушить тут все собрались?!» Бугульминские болельщики знали толк в футболе, но не читали Мертона и не знали, какая страшная сила – самосбывающиеся пророчества.

Матч, по обыкновению, выдался напряженным, обе команды играли зло, то и дело возникали стычки, футболисты валялись, матерились, судья свистел (по правилам, на поле вообще нельзя было разговаривать, не то что крыть друг друга); наконец, минут за двадцать до конца встречи, Бугульма забила. Трибуны зашлись ревом восторга, казанцы бросились отыгрываться, и тут случилось страшное: их нападающий не поспел на низовую передачу и вместо мяча угодил по голове бросившемуся на перехват вратарю. Треск был слышен на всех трибунах, – как поленом о полено ударили. Вратарь лежал трупом, часть игроков бросилась к нему, а другая налетела на нападающего. Естественно, за него вступились, началась махаловка, и тут на поле повалил народ с трибун, бить казанских. Навстречу им побежали милиционеры, пожарные хватились разматывать рукава, да куда там! Часть казанских футболистов удалось все же вывести в павильон (в окна тут же полетели камни), а часть сиганула через разломанную северную трибуну в город, куда глаза глядят.

Пожалуй, казанцев спасло то, что толпа быстро переключилась на поливавших ее водой пожарных. Пожарным накостыляли, брезентовые рукава были порезаны в два счета, а для верности взбунтовавшиеся повалили набок две из трех машин.

Когда все это завертелось, Горка с Равилем тоже дернулись было на поле, – остановил Гусман.

– Ито тебе не хватает? – спросил он Горку (в минуты волнения у Гусмана явственно прорезался татарский акцент). – ито тебе мало того всего?!

Горка остановился, Равиль тоже. Так они и просидели на трибуне вместе с кучками таких же удержавшихся, а когда все улеглось, затемно уже, пошли по домам, точнее – к Равилю, спокойно все обсудить. Все трое были слегка ошалевшими от увиденного.

– Явились? – встретил их Федор Харитонович. – Нормально все у вас?

– Ва-а-ще, атый! – ответил Равиль. – Такое было – курку, короче. – (похоже, он тоже переволновался).

– Конечно ужас, – подтвердил отец, – на весь мир так прославиться, это уже не курку, это оят, позор!

Друзья смотрели на него, ничего не понимая: какой мир?

– По «Голосу Америки» уже все расписали, – сообщил Федор Харитонович, кивнув в сторону радиолы, – говорят, бугульминцы восстали против советской власти! Оят, оят!

Друзья так и сели: по «голосу»?! О Бугульме?! И такая гордость их вдруг обуяла – как будто в космос улетели!

Странным образом примерно такое же чувство охватило многих бугульминцев, особенно молодых, узнавших, что о беспорядках на стадионе рассказал «Голос Америки»: надо же, в самой Америке об их городе узнали! И не важно было, что там, по «голосу», рассказывали не о том, как белобрысый попал по голове вратарю, а о восстании масс, о политике (сюда и драку на танцах приплели), – сам факт упоминания будоражил и как бы приподнимал людей в их собственных глазах.

Но потом, погордившись, кое-кто (Горка в том числе) стал хмыкать про себя и задаваться вопросом: а как узнали? Да так быстро, буквально через полчаса-час после случившегося? Кто-то же, значит, сообщил? Как, кому? И все стало выглядеть немножко иначе. Горка, во всяком случае, тут же вспомнил и про шпиона Кларка из романа «Над Тиссой», которого вычислили по загривку, и про поджигателей из толстенного романа Шпанова (который он так и не осилил), – не всё, выходит, сочиняли?

Власти, судя по резкому приросту в городе числа черных автомобилей и серии прошедших на предприятиях собраний трудовых коллективов, искали ответы на те же вопросы. Нашли или нет, горожанам осталось неизвестным, да было уже и неинтересным: через день после заварухи по Бугульме пошла гулять байка, как один из казанских футболистов пробежал, спасаясь, через весь город. «Прикинь! – с восторгом и смехом рассказывали друг другу. – через весь город, как был, – в трусах! Так перетрухал!» Переключились, словом. Легко и просто.

Надо сказать, что Горку эта байка тоже впечатлила, и чем больше он воображал картину, тем красочнее она становилась: вот он бежит по пустынным вечерним улицам один, такой атлет (Горке воображался атлет, конечно, – не заморыш какой-то), с гордо поставленной головой, расправив плечи, – размеренно бежит, не трусливо, и только бутсы цокают по асфальту. Как конь бежит. Нет, как кентавр! Очень Горку веселила эта сцена.

А на третий день после заварухи на стадионе всем стало не до веселья: бугульминцы обнаружили, что улицы патрулируют милицейские наряды с… дубинками! Это горожан огорошило и заставило задуматься: власти, выходит, всерьез опасались, что люди того, с катушек слетают? Но кто-то увидел в этом повод для гордости.