Тиран Рима - Саймон Скэрроу

- А вот и Макрин, - сообщил Макрон, кивнув в сторону переулка, куда центурион с частью своих людей рванули в погоню за шайкой мальчишек, забрасывавших их ошметьями отбросов и оскорблениями. - Похоже, он взял пленных, - добавил он сухо.

Макрин нёс под мышками двух мальчишек, одного с каждой стороны. Катон прикинул: им было не больше двенадцати. Третьего тащили двое солдат, держась за его руки и ворот. Центурион швырнул свою ношу на землю и приказал ближайшим бойцам взять их под стражу, заламывая руки за спину. Он сам замыкал колонну, оглядываясь через широкое плечо – не следует ли за ними остальная часть банды.

Когда они вышли на Форум, он перешёл на рысь и направился туда, где Катон и Макрон ждали с остальными бойцами центурии. Солдаты поднялись со ступеней Курии и близлежащих храмов, быстро выстраиваясь в шеренгу. Они рвались обратно в лагерь – поесть и отдохнуть, – и были откровенно недовольны, что их задержали, пока Макрин со своими бойцами вновь не появился.

На лице центуриона сияло торжество, когда мальчишек бросили на колени перед Катоном и Макроном.

- Поймали их, командир. Эти мелкие ублюдки думали, что ушли от нас, но забежали в тупик. Большинство перемахнуло через стену, но этих троих мы схватили.

Макрон оглядел мальчишек. Двое – бледные, тощие, босые, в каких-то лохмотьях. Слишком запуганные, чтобы поднять голову и встретиться с ним взглядом. Третий – крупнее, одет лучше – смотрел нагло, с вызывающим выражением лица.

- Надеюсь, они не слишком вам там накостыляли, Макрин? А то, глядишь, вы бы и в передрягу попали. Девять против троих – не самый выгодный расклад.

Глаза Макрина сузились.

- Да их было не меньше двадцати, когда мы рванули за ними.

- О, ну это совсем другое дело, - протянул Макрон и повернулся к Катону. - Как думаешь? Представим его к награде?

Катон поднял руку, пресёк попытку Макрона продолжить поддразнивание центуриона. Он раздумывал о наказании. В сущности, он был больше зол на Макрина за то, что тот вышел из строя, погнавшись за шайкой. Но мальчишки сами виноваты: швыряться дерьмом и оскорблениями в солдат – просто глупость. А раз уж их поймали, отпустить без наказания он их тоже не мог.

- Что прикажете с ними сделать, господин? - спросил Макрин. - Их надо проучить. Нельзя позволять им такое и отпускать без последствий. - Он указал на пару коричневых пятен на своём плече. - Надо подать пример.

- Я отлично понимаю, центурион, - раздражённо рявкнул Катон. Он глубоко вдохнул. - Раз у них такая любовь к грязи, заберём их в лагерь и заставим вычистить латрины. Потом отпустим.

- Мы не будем твоё дерьмо убирать, - пробормотал самый крупный мальчишка.

Макрон вскинул кулак.

- А ну молчать!

- И это всё? - кисло протянул Макрин. - День дежурства по нужникам?

- А он прав, - сказал Макрон. - Можем ещё и распять их – для примера товарищам.

Младший из мальчишек вскинул взгляд полный неподдельного ужаса. Катону стоило труда не улыбнуться. Он провёл пальцами по подбородку, будто обдумывая приговор, разглядывая синяки, ссадины и порезы, полученные, несомненно, когда Макрин с людьми схватили их.

- Будет им дежурство по нужникам. Но если вы трое снова попадёте ко мне – передам вас центуриону Макрону. - Он подчеркнул угрозу, проведя большим пальцем по горлу. Мальчишки вздрогнули от страха. - Раз всё решено, возвращаемся в лагерь.

Когда солдаты выстроились в колонну, а троих мальчишек повели в хвосте подразделения, Катон окликнул Макрина.

- Командир?

- На пару слов, центурион, - сказал Катон твёрдым, полуглухим голосом. - В следующий раз, когда какая-нибудь уличная шпана нахамит тебе, и ты выйдешь из строя, чтобы погнаться за ними, – в латринах будешь работать уже ты.

Макрин открыл рот, чтобы возразить.

- Не смей! - прорычал Катон. - Ты, фурии тебя забери, центурион. Должен понимать лучше. Мы здесь, чтобы поддерживать порядок на улицах, а не избивать горстку мальчишек. Ты, может, и успел попривыкнуть в Риме командовать полуголодной детворой, но в поле, против настоящего врага, не протянешь и удара сердца. Если я ещё раз увижу, что ты срываешься на них или на кого бы то ни было и бросаешь своё подразделение, – отвечать будешь передо мной. Дежурство по нужникам покажется тебе милостью. Это ясно?

Сквозь сжатые зубы, подавив злость, Макрин ответил.

- Да, командир.

- Продолжать.

Он отдал неохотный салют и ушёл, шагнув на деревянных ногах. Катон смотрел ему вслед с презрением. Дешёвый забияка, к тому же коррумпированный. Неудивительно, что он прибился к дружкам Тигеллина.

Катон решил вести людей в лагерь через Субуру39, чтобы дать понять местным, что нет в Риме района, который бы не контролировали патрули городских когорт. Субура была самым преступным местом города, она занимала склоны между Квириналом и Виминалом. Забитая разваливающимися инсулами, с тяжёлым, душным воздухом, летом она становилась настоящей парилкой. Большинство городских борделей и грязных кабаков находилось там же, как и самые влиятельные бандиты, жившие за счёт мелких торговцев, сутенёров, проституток и мальчиков-проститутов.

Беднота трущоб жила в страхе перед бандами, произвольным насилием, голодом и тем, что их жилище рухнет или вспыхнет, как факел. Жизнь там была короткой и жалкой, и остальные жители Рима обходили район стороной – если только не искали неприятностей или разврата.

И всё же, Субура дала жизнь не одному поэту, да и сам Юлий Цезарь в молодости жил здесь. Настолько широкого разреза римского общества больше нигде не встретишь, подумал Катон, когда он и его люди поднялись на Аргилетум – главную улицу, пересекавшую мрачное сердце Субуры.

- Никогда мне это место не нравилось, даже когда был сам мелюзгой, - пробурчал Макрон. - Здесь нужны глаза и на затылке – от всех этих карманников, грабил и головорезов, что торчат кругом, как стервятники. Жаль, что пожар не здесь начался.

Хотя улица была широкой, высота домов по обе стороны и нависающие верхние этажи отрезали большую часть света, превращая дорогу в лоскутное одеяло из ярких полос солнца и густых теней. Катону пришлось замедлить ход колонны, чтобы люди успевали отойти в сторону. Враждебные лица молча наблюдали, как мимо шагали солдаты, такие же взгляды свисали сверху, из некоторых окон.

Несмотря на то что было всего лишь раннее утро, воздух уже казался спертым и душным, и с восходом солнца