Похвала Сергию - Дмитрий Михайлович Балашов

– Далеко-то от жила забираться не след! – рассудительно роняет старший, сплевывая. – По первости хоша досягнуть куда, да и иерей надобен, сам ить литургию вести не станешь.

– А ты? – вопрошает младший.

– Я тоже не рукоположен! – возражает Стефан, и опять оба молчат.

Скоро запоказывалась река.

– Гляди! Ежели тут! Рыбаки будут приставать, ушицу варить!

– То и плохо! – отвергает Варфоломей.

Стефан глянул скоса на побледнелый и какой-то по-юношески решительный лик младшего брата и промолчал.

Почти без слов (Стефан было предложил кивком) отвергли искус заночевать в дальней деревне. Развели костер. Быстро темнело, и, когда костер разгорелся наконец, вокруг уже стояла синяя ночь, и только река полосой кованой стали светлела в сумрачных берегах. Молча поели хлеба, взяв по сушеной рыбине. Запили горячим травяным взваром из медного котлика, что несли с собою, черпая по очереди горячий взвар деревянными ложками. После так же молча стали на молитву. Молились вполгласа, словно бы опасаясь нарушить тишину ночи. Уже когда, сдвинув костер, укладывались спать, к ним подошел, произнеся евангельское: «Мир вам!» – ветхий старец, как оказалось – рыбак. Пожаловался, что даве были какие-то, опружили верши, порвали тетиву. «И рыбу-то, почитай не всю, раскидали по сторонам! – покачал головой. – Озорной нонече стал народ! Иных и не поймешь: разбойники али мирские люди?»

– Христиане мы, не тати! – угрюмо успокоил старца Стефан. – И харч у нас свой! Так что нас не страшись, старче!

Тот пошамкал губами, что-то решил про себя, покивав головой:

– По топорам гляжу, плотники вы, древодели. На работу какую ладите, подрядились куда ни то?

– Вроде того, дед! – отозвался Стефан.

– А не то, – предложил, – ступайте со мной на деревню! Старуха приветит моя, налимьей ухой угощу! Да и в тепле спать-то поспособнее будет!

– Благодарствуй на добром слове, мил человек! – возразил Стефан. – Да мы уже поснидали, и ночлег готов, из утра дале пойдем, не обессудь!

– Ну, как знаете, – отмолвил старый без обиды. – А будете когда – заходьте! Гришуху-рыбаря прошай, то я буду. Доброму человеку завсегда рад, а ночлег с собой не носят!

Дед неслышно удалился в стылую ночь.

– Налим ноне икряной! – мечтательно и чуть насмешливо вымолвил Стефан, зевая и крестя рот. Варфоломей промолчал. Скоро улеглись на теплое, прижавшись спинами и накрывшись одним зипуном, а другой подстелив под себя.

«И так ежеден, без престани!» – подумал Варфоломей, уже засыпая, и тихо улыбнулся, чуя тепло братней спины. Он еще прошептал про себя, совсем беззвучно: «Господи Исусе Христе, сыне Божий, помилуй мя грешного!» С тем и уснул, не ведая, что произнес Исусову молитву, принятую монахами-исихастами в далекой Византии на горе Афоне, куда нынче переместилось православное старчество, стесненное неверными в Палестине, в земле Синайской, равно как и в Фиваиде египетской, о чем он тоже не ведал, в отличие от своего многомудрого старшего брата.

Утром, поснидав тем же травным укропом с ломтем хлеба, долго прикидывали, куда идти прежь. Стефан на куске коры чертил ведомые ему окрестные палестины – реки, селения, меж Яхромой, Ворей, Шерной и Дубной. И все выходило, что очень вдаль от Хотькова забираться не след.

– Да по первости кто тебя прокормит! – вспыхивает Стефан, тотчас поправясь: – Нас с тобою! Током на Петра и надея, что пошлет мучки да рыбы сушеной… Не святым же духом пропитываться будем! Акриды у нас не водятся, и дикого меда до Оки не вдруг найдешь! Ну, летом ты сныти наберешь, болотных корней нароешь, а дале-то как? Зима! Баешь сам – подале от деревень! Тут бы вот сами селяне местные чего нанесли…

– Тут не хочу! – упрямо возражает Варфоломей.

– Ты не Илия, тебе ить ворон пищи носить не станет! – убеждает старший.

– Ну ладно, походим близь! – сдается наконец Варфоломей. – Токмо… глухомань нужна!

– Понимаю…

Стефан, задумавшись, долго шевелит губами, потом начинает чертить. Выходило, что им надобно двинуться по широкому кругу, имея в середине Хотьково и Радонеж, но не удаляясь излиха более чем на день пути от этих мест. Порешив, братья круто собрались и двинулись в путь. Уже высоко взошедшее солнце начинает припекать, и оба расстегнули зипуны и сдвинули суконные колпаки на затылки. Варфоломей и вовсе снял шапку, подставляя солнцу и ветру густую копну золотистых своих волос. Шли опять берегом реки. В кустах обережья что-то пищало и чирикало, сновали хлопотливые строители гнезд. В одном месте дорогу перебежала лесная мышь, поводя долгим носиком. Фыркая и шурша палыми листьями, суетились в валежнике ежи, и такое промытое чистое весеннее небо плыло над головой, уходя в бездонную высь, а по нему, розово-сиреневые на заре, а теперь сизо-белые плыли куда-то туда, за Камень, в Орду, в дикую лопь и еще дальше, в земли и страны незнаемые прикорнувшие на ночь облака, словно белые барашки по бескрайнему синему лугу. И хотелось так идти и идти, не останавливая шаг, минуя деревни и починки, туда, за ними, за горними странниками, в дальнюю даль…

Невдали послышались возгласы, проржал конь. С крутояра открылась река, по стрежню которой бечевою вели груженую лодью. Бечеву тянули запряженные гусем две лошади, на передовой возчик сидел верхом, а еще трое шли пеши за лошадьми, с вагами в руках.

– Построй тута храм, и заприставают к тебе! – сказал Стефан, когда они оба остановились на обрыве, глядя с высоты вниз, на медленно ползущую по синей воде груженую лодью, прикрытую просмоленною толстиной, растянутой сезневками к набоям.

Рулевой, всей грудью наваливаясь на правило, удерживал лодью по стрежню реки.

– Куда они? – невольно вопросил Варфоломей.

– В Радонеж, верно! – отозвался, передернув плечом, Стефан. – Ну, не хочешь тороватых гостей к себе в монастырь, пойдем далее! – присовокупил он, трогаясь с места.

В полдень поснидали. Ноги гудели, отвычные от долгой ходьбы, хотелось лечь и заснуть на солнечном угреве и ни о чем не думать, совсем ни о чем!

Но, однако, полежав мал час, оба, не сговариваясь, встали и, поправивши на спинах мешки со снедью и справой, двинули дальше. К вечеру от Хотькова их уже отделяло с лишком шестьдесят верст, и, порядком измученные, братья на сей раз попросились переночевать в припутной деревне. Хозяйка, мало о чем спрашивая (дорожные люди, одеты пристойно, с плотницкой справою да без оружия – должно, не тати ночные!), поставила на чисто выскобленный стол горшок еще теплых постных щей, и братья похлебали сытной вологи всласть. Утром Стефан еще спал, а Варфоломей, вставши чуть свет, уже починил хозяйке-вдове ворота в хлеву, изладил по-новому водопойную колоду и, когда Стефан вышел на крыльцо, насаживал новые рябиновые обручи на кадь,