За гранью. Поместье - Джон Голсуорси

– Это будет миссис Джаспер Беллью, сэр, жена капитана Беллью, сэр, который из «Сосен», сэр.

– Но я думал, они уже не…

– Нет, сэр, пока еще нет, сэр.

– Вот как!

От двери экипажа долетел голос – ровный и бесстрастный:

– Джефф, пора!

Достопочтенный Джеффри Уинлоу проследовал к своей супруге и забрался в экипаж, где уже сидели мистер Фоксли и генерал Пендайс. И снова раздался голос миссис Уинлоу:

– Не возражаете, если с нами поедет моя горничная? Туксон, садитесь!

Белый особняк – приземистый, зато изрядно вытянутый в длину – был удачно вписан в ландшафт. Прапрапрадед Хораса Пендайса получил его в собственность благодаря союзу с последней из рода Уорстедов. Превосходные земли изначально сдавались небольшими наделами в аренду, а поскольку никто не мешал арендаторам, то и дела у них шли хорошо, и плату они вносили немалую. При мистере Хорасе Пендайсе хозяйство велось в соответствии с новыми веяниями – и с некоторым убытком. Периодически мистер Пендайс внедрял новую породу коров или куропаток, строил флигель или школу. К счастью, доход его не зависел от этих земель. Отношения мистера Пендайса со священником и с санитарными службами приближались к идеальным, однако он нередко сетовал, что арендаторы бросают наделы. Он женился на урожденной Тоттеридж; в его угодьях дичь кишмя кишела. Незачем упоминать, что мистер Пендайс был старшим сыном. По его индивидуальному убеждению, Англию сгубил индивидуализм, потому-то мистер Хорас Пендайс и взвалил на себя бремя искоренения сего зла из арендаторских нравов. Заменяя арендаторский индивидуализм собственными вкусами, прожектами и представлениями, а заодно и собственным индивидуализмом, и попутно теряя деньги, мистер Пендайс наглядно демонстрировал правомерность своей любимой теории – чем выше степень индивидуализма, тем беднее жизнь общества. Впрочем, если сию мысль доносили до мистера Пендайса, он разражался целой тирадой; он все отрицал, ведь в собственном понимании был не индивидуалистом, а «тори-коммунистом», – да, такую он сам себе дал характеристику. Принципы честной торговли совпадали с землевладельческими интересами мистера Хораса Пендайса; налог на зерно, по его мнению, гарантировал Англии процветание. «Мое поместье приносило бы доходы при налоге на хлеб хотя бы в три-четыре шиллинга», – говорил он.

Впрочем, в некоторых аспектах мистер Пендайс индивидуалистом не являлся. Например, ему претили любые изменения в существующем порядке вещей; он питал слабость к описям, а высшее наслаждение испытывал, когда разглагольствовал о себе и своем поместье. Он держал черного спаниеля по кличке Джон; он сам взрастил и воспитал это длинномордое длинноухое существо, и результаты воспитания были таковы, что Джон терзался, когда не мог созерцать своего хозяина.

Наружность мистера Пендайса говорила о старой закалке – спина прямая, плечи развернуты, движения энергичны. Мистер Пендайс имел жиденькие бакенбарды, а несколько лет назад отпустил еще и усы; весьма длинные, поседевшие, они висели довольно вяло. Носил он большие шейные платки и фраки с квадратными фалдами. Не курил.

Во главе стола, где в изобилии были представлены живые цветы и серебро, мистер Пендайс сидел между супругой достопочтенного Джеффри Уинлоу и миссис Джаспер Беллью – чему едва ли радовался, ведь соседки его, обе совершенно неотразимые, контрастировали между собой куда как резко. Природа проложила между этими дамами, в равной степени статными и привлекательными, огромную пропасть, которую мистер Пендайс тщился заполнить своей худощавой фигурой. В черты миссис Уинлоу (типичные для тусклолицых британских аристократов) намертво вмерзла невозмутимая ясность зимнего дня. Лишенное эмоций настолько, насколько это возможно, лицо миссис Уинлоу сразу убеждало наблюдателя в том, что перед ним женщина безупречного воспитания. Всплыви из душевных глубин, ляг на эти черты эмоция, пусть хотя бы единожды, – неизвестно, что могло бы воспоследовать. Миссис Уинлоу словно пребывала во власти нянькиных страшилок: «Упаси вас господь, мисс Труда, гримасы корчить! Личико таким на всю жизнь и останется!» С той поры Гертруда Уинлоу, достопочтенная в собственном праве и в замужестве, ни разу не возмутила лица гримасой; говорят, лицо сохраняло неподвижность, даже когда на свет появлялся Уинлоу-младший. И каково было мистеру Пендайсу иметь в качестве второй соседки ошеломительную миссис Беллью с этими ее серо-зелеными глазами, к которым лучшие представительницы ее пола питали неодобрение, продиктованное интуицией! Женщине в подобном положении следует чураться всякой яркости, но природа наделила миссис Беллью слишком заметной наружностью. По слухам, два года назад миссис Беллью рассталась с капитаном Беллью и покинула «Сосны» – причем потому только, что они с мужем друг другу наскучили; по слухам, миссис Беллью поощряла ухаживания Джорджа, старшего сына мистера Пендайса.

Перед ужином, в гостиной при столовой, леди Молден заметила миссис Уинлоу:

– Не понимаю, что особенного в этой миссис Беллью. Мне она никогда не нравилась. Женщине ее положения надо быть осмотрительнее. Зачем вообще ее сюда пригласили, ведь муж остался в «Соснах», а до «Сосен» рукой подать! И потом, она в стесненных обстоятельствах, причем даже не скрывает этого – не считает нужным! По-моему, она недалеко ушла от авантюристки.

На что миссис Уинлоу отвечала:

– Она ведь кузина миссис Пендайс. Эти Пендайсы в родстве с целым светом. Ужасное неудобство. Никогда не знаешь, с кем у них столкнешься…

Леди Молден продолжала:

– Знавали вы ее, когда она жила в «Соснах»? Я лично не одобряю женщин, которые привержены верховой езде. В этом она и ее муж доходили до безрассудства. Только и слышно от нее было, что про взятие барьеров; вдобавок она делает ставки на скачках. А Джордж Пендайс влюблен по уши – или я очень сильно заблуждаюсь. В Лондоне их постоянно видят вместе. Да, она из тех женщин, к которым мужчины так и липнут!

Во главе стола, где перед каждым гостем лежало меню, любовно переписанное рукой старшей дочери мистера Пендайса, мистер Пендайс кушал суп.

– Этот суп, – начал он, обращаясь к миссис Беллью, – всегда наводит меня на мысли о вашем дражайшем батюшке – он его очень уважал. А я очень уважал вашего батюшку. Замечательный был человек, кремень! Я всегда говорил о нем: никто так не тверд духом, как он, кроме, конечно, моего дражайшего батюшки, а уж упрямее его не было человека во всех трех королевствах!

Мистер Хорас Пендайс любил эти словечки: «во всех трех королевствах»; иногда они предваряли утверждение, будто бы его бабка – прямая наследница Ричарда III, а дед происходит от корнуольских великанов, один из которых (тут мистер Пендайс усмехался) однажды корову забросил за крепостной вал.

– В вашем родителе, миссис Беллью, слишком много было от индивидуалиста. На проявления индивидуализма я насмотрелся, ведя хозяйство, и нахожу, что индивидуалисты никогда не бывают вполне довольны. Взять моих арендаторов: вроде