Суоми в огне - Ульяс Карлович Викстрем

Опираясь на Карпакко, Яли кое-как передвигался. Как назло, на пути оказался забор.

— Погоди... — сказал Аукусти и вскоре проделал в заборе дыру, через которую они выбрались на дорогу.

Нога Яли выглядела ужасно, когда Миркку перевязывала ее. «И почему это снаряд угодил именно в Яли Висанена?.. — думала встревоженная Миркку. — Кажется, у него поврежден голеностоп. Когда-то он попадет теперь к врачу...»

Полулежа на боку, Миркку быстро перезаряжала винтовку. Пальцы привычно закладывали патроны в магазин, а глаза напряженно следили за кустарником. Потом девушка улеглась поудобнее. Она снова была готова стрелять. Двоих немцев она уже уложила — вон там, на склоне.

Вскоре за ее спиной появился запыхавшийся Аукусти Карпакко. Он шел, низко пригнувшись, а потом спрыгнул к ней в укрытие. Раскуривая папиросу, Аукусти поглядывал на Миркку. И девушка сразу почувствовала себя уверенней и безопасней.

— Знаешь что, Миркку, иди-ка ты отсюда, поухаживай за ранеными, а мы тут как-нибудь сами...

Аукусти было жаль девушку: лицо грязное, волосы растрепаны, глаза воспалены. Высохшие слезы оставили на щеках некрасивый след. «Не бабское это дело, с винтовкой по окопам валяться», — тоскливо думал Аукусти.

Ничего не ответив, Миркку только устало провела рукой по глазам. Потом послушно отползла назад, и Аукусти занял ее место.

Ману оглянулся на Миркку, которая вот-вот скроется за кустами. Санитарная сумка болтается у нее на боку, а эти брюки и огромные мужские сапоги так не идут девушке. Патронташ туго сжимает талию Миркку, делая ее такой тоненькой, что девушка кажется Ману похожей на муравья. В волосах у нее большой черный бант, как у школьницы. И все-таки в облике Миркку есть решительность. Не удивительно, что она так нравится Тойво и Яли.

Однако вскоре мысли Ману возвращаются к действительности. Словно очнувшись, он увидел, что Мартти и дядя Аукусти вовсю отстреливаются. Ману торопливо взвел курок и взял на прицел подползавшего немца.

III

В действиях Красной гвардии уже сквозили отчаяние и безнадежность.

Получалось всегда так, что они приходили куда-то в деревню или на хутор, закреплялись там, дрались изо всех сил, а потом отступали, оставляя все во власти опия. Как последний участник боя, он доканчивал дело. Многие товарищи пожертвовали в этой борьбе своей жизнью, многие ранены или покалечены. В пылу боев с лица земли стерт и дом Суомела, с которым было связано столько разных легенд и историй. На пригорке у дома Суомела осталось навсегда лежать по десятку человек с каждой стороны.

С отступлением начинался и беспорядок.

Мартти оглядел шагавших рядом пулеметчиков: серьезные, молчаливые. Молчит даже Аки.

И тем упорнее, тем отчаяннее сражались красногвардейцы в последних боях.

С возвышенности далеко видна дорога и станция, казавшаяся совсем рядом. Их отделяло от станции небольшое болото, и его приходилось огибать стороной. Это было еще с километр пути, а то и больше.

Кое-кто уже начал испуганно поглядывать в сторону станции — не отстать бы от поезда. Перехватив несколько таких взглядов, Карпакко взорвался:

— Чего?.. Струсили небось?.. Поди, в штаны наложили?.. Не бойтесь, без нас не уедут.

Остановившись посреди дороги, он прислушался. Было тихо. Прискакавший вскоре посыльный велел двигаться к станции быстрее. «Поезд скоро уходит! Поторопитесь!..» Ялонен приказал прибавить шаг.

На станции Карпакко заглянул в помещение вокзала. В комнате было пусто. На пороге стоял часовой.

— Что слышно? — спросил у него Карпакко.

— Только что звонили из Рийхимяки. Белые, наверно. Спрашивали, есть ли здесь еще пуникки.

— Ах вот как, спрашивали...

И Карпакко подскочил к телефону.

— Алло, это Рийхимяки? Что? Кто говорит? А, капитан Берклунд, очень приятно, — кричал Аукусти в трубку. — С вами говорит Аукусти Карпакко из Турку, может, слышали?

В трубке что-то ответили.

— Да, здесь еще есть пуникки. Держатся и будут держаться...

Мимо окна проносились красногвардейцы, раздались крики:

— Все по вагонам! Поезд отходит!

Карпакко чертыхался в трубку, довольный тем, что может хоть по телефону излить свою злость.

— Да, да... Что, драпать? Это мы еще посмотрим, кому из нас драпать придется. А знаете что, господин капитан, пошли вы...

Аукусти как раз собирался завернуть сочное ругательство, когда с порога послышался сердитый голос Ялонена:

— Аукусти, перкеле, идешь ты или нет! Что ты здесь разоряешься?

Капитану Берклунду довелось бы выслушать еще немало крепких словечек, если бы Юкка не подошел к Аукусти и не выхватил у него из рук трубку. Ничего не говоря, Ялонен положил трубку на место и повелительным жестом взял Карпакко за локоть.

Когда германские войска генерала Вольфа захватили 26 апреля Хямеенлинну, красные начали отходить к Лахти. Но тем временем город Лахти тоже оказался в руках немцев, наступавших под командованием Бранденштейна со стороны Ловизы.

С запада красные части были окружены и зажаты в треугольник Коски — Ярвиля — Лахти. Штаб Красной гвардии решил идти на прорыв. Силы были разделены на три группы, и предполагалось, что третья, самая сильная группа, должна овладеть Лахти и открыть красным дорогу на Выборг.

Две группы поменьше должны были атаковать с флангов части Бранденштейна. Но все попытки красных пробиться были отражены. 30 апреля завязались кровавые бои, и после двухдневных уже безнадежных сражений остаткам красных пришлось сдаться под Лахти.

Только южная группа, около семи тысяч человек, прорвалась в Коувола и соединилась там с частями Центрального фронта, но так как станции Симола и Лаппеенранта оказались в руках белых, то части Центрального фронта были отрезаны и с востока и с запада. Им угрожала та же участь, которая постигла красных под Лахти.

Разрозненные части красногвардейцев стали сосредоточиваться в Коувола, чтобы общими силами прорваться с боями на восток, к Выборгу, а потом к границе и дальше в Россию.

Но тут пошел слух, что Выборг уже захвачен белыми. Возникла паника, и часть бойцов разбежалась по домам. Некоторые повернули на юг, к Котке, надеясь оттуда морем перебраться в Россию.

Первого мая последние остатки красных покинули станцию Коувола и к вечеру прибыли в Котку. Два дня длился бой с немцами, и разбитые части Центрального фронта вынуждены были сдаться. Это были заключительные бои красных, дравшихся до последнего. Борьба рабочего класса Финляндии окончилась поражением.

Красная осень сменилась холодной, белой весной. Но тогда, в апреле, еще никто и не подозревал, какой горькой и кровавой станет для красных эта весна.

Белая весна. Книга третья

ЗА КОЛЮЧЕЙ ПРОВОЛОКОЙ