Некоронованные - Дмитрий Георгиевич Драгилев

и отрицательно: вакансий нет. Что касается второго, Вы, конечно, красивая девушка. Однако со времени размещения Вашей анкеты ее уже посмотрели около трех тысяч человек. Неумолима статистика. И я, право, теряюсь, когда думаю, что из этих трех по меньшей мере тысяча любопытных субчиков, влюбляющихся на ходу, могла забросать Вас своими посланиями. Наверное, хорошо, когда много поклонников. Хотите, я буду одним из этого воинства? Я произнесу Ваше имя шепотом в местном диапазоне, это чуть-чуть восточнее и южнее. Но учтите, дыхание Востока и Юга здесь почти не сказывается, ни красавиц южных, ни восточных, окромя старушек и старичков. Пирамиды египетские».

«Привет, привет! Я не Таня, а Маня».

«Неважно. Привет, Маня! Рад познакомиться».

«Привет и спасибо за письмо.

Можно и познакомиться. Жду тебя на портале А или портале Б. Мои компьютерщики на работе сделали там для меня домашнюю веб-страницу с фотографиями, если я не перепутала чего-нибудь. А Таня и Маня – мои псевдонимы. Точнее – дополнительные идентичности. Зовут меня Лаванда».

«Очаровательная Лаванда!

Я балдею от Вас! Балдею и обалдеваю. Так хотелось услышать „жду тебя на рассвете“, а Вы скупо предлагаете на сайте встретиться. Но если „ждем-с“, то это уже хорошо. Ждем – это ведь почти джем. А джем – это и музыка, и варенье. Впрочем, ждать мы давно разучились. Еще реже дожидаемся чего-то хорошего. Ищем лучший дом, лучшего партнера. Тем временем нас подлавливает гадость какая-нибудь. Из года в год. Камикадзе штурмуют башни. Пожестче, чем корабли когда-то бастионы атаковывали. Или их кто-то направленным. Ценные музеи затапливает, трясет прибрежные АЭС. В цепной реакции банки лопаются – не с джемом, а финансовые институты. За ними арабески в стиле домино, с салафитами-ваххабитами и беглецами – мореходами поневоле, а может, и по заданию. Горит великое пристанище Квазимодо, как будто подражая чокнутому камину (да не покажется такое сопоставление бласфемией). Гибнут центры торгово-развлекательные, карикатуристы, зрители мюзиклов, гибнет Пальмира. Я уже не говорю про народ при исполнении. Вирусы не гибнут, они вовремя узнали свою судьбу в блокбастере „Заражение“, а еще у Дина Кунца и Сильвии Браун и проявляют редкостную радиоактивную хитрость. Не гибнут и новости фейковые. Объявленная синдицированная локализация полным ходом идет. Девушки ночами пишут письма. Мы очень редко письма пишем. Таковы цитаты из поэтов Светлова и Лаубе. Хотя когда-то только с помощью писем распространялись новости. И, может быть, человечество совсем отучилось бы от столь вредной привычки, если бы в последнюю минуту не подоспел интернет. Все замечательно, Лаванда, но там так много швейцарских часов на Вашем сайте, как на витрине, и стоят они на подестах, и стоят столько лавэ, что я Вас среди них не заметил. Хронометров и здесь хватает. Ничем не примечательное здание с часами находится недалеко от бывшего вокзала и объединено с гостиницей. Вы его найдете легко и, проходя мимо, в два счета догадаетесь, зачем здесь этот дом. Первый переулок налево. Второй подъезд от угла. Напротив ресторана „Бурлеск“».

Вместо коды

Пятый календарь Хуучина Зальтая

Но вот что было дальше.

Как-то случайно я выяснил, что лента, которую я смотрел, была просто-напросто бракованной. Это, впрочем, никак не умаляло впечатления, которое она создавала. Сегодня я проглядел свои тезисы к экспериментальному радиотеатру и подумал – ах!

Но слабая надежда что-то поставить… исчезла.

Думаю, учитывая… устремления времени – навсегда.

Андрей Тавров

ГУЛЬДОВ ЗЯБЛИК

Табличка, желтевшая на сизом шесте как в сером небе, заключила в прямоугольник слово «Basdorf». Возьмем на рассмотрение. Дорф сиречь село. Эта деревня была басовой. Или базовой. Базисной. Ведь одну «с» пропустили, точнее – забыли пропустить через железнодорожную стрелку между «а» и «о», дабы «с» озвончалось. Купол над дорогой из тополиных ветвей. Абсолютное поле. А не новозеландский мыс в крупном морском заказнике, похожий на старую отбивную, с высоты полета дрона, конечно. «Святилище Кермадек». Переезд без шлагбаума, предупреждающих фонарей, белолунных. Даже белого треугольника с красным кантом и силуэтом паровоза нет нигде, знака в форме Андреевского креста, будки путевого обходчика, поста с диспетчерской сигнализацией… Единственный замеченный нами направляющий столбик обмотан пряжей и похож на разноцветную гетру – вязаное граффити. Чтобы ощущение акрилика и уюта вместо прежнего креозота и сигнальных полос. И не поезда внезапного, а подозрительно-дежурного вопроса ждем:

– Во коммен зи хер? Откуда вы прибыли?

Классический гостеприимный возглас в адрес усталых путников? Суровый или сердечный? «Фигушки», – как говорила корова в мультфильме. Нет, это предательский акцент, вываливающийся и четверть века спустя, будто ящик из перекошенной тумбы, провоцирует любознательных на вопрос. Хотя вопроса не слышно, один триггер остался. Нынче спрашивают много реже. Уже попривыкли, что народ движется, соревнуясь с литосферными плитами. И принимают деятельно, великодушно – точно Андижан, Кзыл-Орда, Самарканд и Ташкент в дни того нашествия, разбойничьего нападения. Глобалистская тектоника всему причиной. Раньше – в случае чего – хотелось в ответ тоже с глубинным прищуром и посвистом:

– Знаете что, идите на хер. За годы преткновения, томления вокруг языка родного появляется желание послать всех «нах» и совершить райзе нах Айзенах.

Eisenach – Reise nach. Их райзе нах Айзенах. Это у нас просто «нах», а здесь… Впрочем, так не отвечал никогда. Уж лучше отвести глаза, быстро порыться в дырявых мешках аргументов, запасниках личных табличек (всегда думаешь: не понадобятся), как будто чуть-чуть скукожась, оправдываясь, стараясь избежать пущего неудобства. Почему наши папаши плохи – не позаботились об обещанном светлом будущем. Не в пример некоторым плясунам последних тридцати десятков лет, сплавлявшим, точнее – устроившим отпрысков поближе к Пикадилли и Пляс де ля Конкорд. Почему не все, кто торопится выйти за, – шлюхи и шалавы. Прыгающие в чужие постели с криком «да осчастливятся телеса честного немецкого обывателя». Почему не все шлюзы открыты, но шалаши больше не Кермадек, не святы и, видимо, не щедры, ведь от щедрот не едут, но дарят, и отнюдь не себя, драгоценного. А мы, выходит, драпали за лучшим куском? Благодаря тем евреям, которых когда-то под нож, под палаш. Или немцам, коих, наоборот, в свое время в Екатеринштадт боронить позвали. Ах вот оно что! Да, нам иначе бежалось, чем нашим седокам – аборигенам некогда пустынных равнин карты Гийома де Боллана из исторического атласа Гетканта.

«Как пройти в город?» – спросили мы у первого встречного, припарковавшись и обнаружив, что вокзал находится на отшибе, сам городок – CarFree, а мобильник мышей не ловит, нет приема.

«Обратитесь к водителю», – безучастно промолвил