Комната одиночества - Александр Павлович Волков

Боже, как я проклял то время, когда у меня вырос язык. Уж что-что, а заниматься с матросами, это, мягко выражаясь, грустно. Я был так ошеломлен, что ответил:

– Я же не коммунист.

– Неважно! – добил меня Воронин.

Но спасение пришло. Через несколько дней совершенно случайно Олег, наш водолазный специалист, проболтался, что тех, кто поступает в университет марксизма-ленинизма, освобождают не только от ведения занятий с матросами, но и от марксистско-ленинской подготовки офицеров. Также дают несколько дней перед экзаменами на подготовку и вообще, два года никто из политотдела не трогает, а самое главное, можно не на все занятия ходить в этом самом университете. Олег уже год отучился, поэтому знал, что говорил.

Я быстро и, естественно, тайком от Воронина оформился на первый курс. Руководитель, капитан-лейтенант Алексеев, стал меня при первой нашей встрече пугать тяжелыми насыщенными занятиями, предупреждать, что отчислят, но чем больше он пугал, тем яснее становилось, что Олег был прав. Когда порядок, много не говорят.

Алексеев выдал такой распорядок занятий: по понедельникам семинары, по средам после обеда, а иногда еще и в какой-нибудь день – лекции. «Ну и трудная программа, – подумал тогда я. – Если б так учили в университете медицину, много бы мы налечили».

Я пошел на первый семинар, не взяв с собой даже тетрадки. Уже закончился цикл лекций, но я даже не знал, кто их читал. Я понял, что этот университет – шарага, а не серьезная контора, когда в класс вошел не преподаватель философии, а Алексеев. Видимо, ему частенько приходилось отдуваться за преподавателей, они тоже не всегда посещали занятия. Так вот, Алексеев вышел к трибуне и сообщил, что сегодня семинар по философии проведет он, будто никто из присутствующих этого не понял.

– Кто хочет выступить по первому вопросу? – начал Алексеев, покопался в своих записях и зачитал: – Основной вопрос философии.

Тут же бодро подняла руку медсестра из госпиталя. Алексеев ей радостно кивнул, и та вытащилась на трибуну с общими тетрадями под обеими подмышками. Разложила все эти тетрадки и стала читать поочередно из каждой, не поднимая головы. Читала долго, я даже кунять стал. Видимо, это звонкое бормотание надоело и Алексееву, потому что он прервал ее на полуслове. Медсестра остановила чтение и судорожно вздохнула.

Алексеев сообщил медсестре, что оценивает ее труд в пять баллов и попросил побыстрее сесть на место. Тут меня опять прорвало, уж больно утомила эта возня у постамента. Сколько можно дураков из себя строить! Я поднял руку и, когда Алексеев кивнул, мол, разрешаю, так надо было понимать, я спросил:

– Всем нам понятно, что первична материя, хотя и тут поспорить можно кое с кем, а как же быть с познаваемостью мира?

Алексеев заворочал глазами и начал тараторить:

– Ну, конечно, основной вопрос – познаваем ли мир? Но я сегодня дежурил и очень устал, поэтому был несколько невнимателен. Конечно, основной вопрос имеет как бы две части, а докладчик отразил только одну, ну ничего, это будет наукой, и дружеское напоминание пойдет только на пользу. Тем более что докладчик имел, видимо, проблемы с подбором литературы.

После этого семинара я посещал только лекции, и то, если их читал начпо или прокурор, а остальные были не страшны. Иногда я встречал Алексеева, он здоровался со мной, как со старым знакомым, и не поднимал вопрос о том, что меня не бывает на занятиях. И, слава Богу. Зато как здорово, когда все рвутся утром на службу, чтоб не опоздать к подъему флага или еще куда-нибудь, а ты на законных основаниях нежишься в постели, зная, что тебя никто не хватится, не будет рассылать посыльных и поднимать шум по бригаде, – ведь ты в УНИВЕРСИТЕТЕ!

На экзамены первого курса я опоздал, был в отпуске, а упираться, чтоб догонять, не хотелось. Когда сессия окончилась, я зашел к Алексееву и попытался уладить этот вопрос, мол, на втором году обучения все сдам.

Алексеев для порядка пожурил меня, но в конце сдался:

– Я перевожу вас на второй курс, как-то неудобно оставлять на второй год врача. А вопросы по экзаменам за первый курс имеются? Просмотрите их, потом досдадите.

Но больше Алексеев не напоминал об экзаменах за первый курс, а может, он не успевал мне сказать, потому что я появлялся на занятиях от случая к случаю. Но наступила пора сдавать выпускные экзамены. Я вновь пошел к Алексееву с просьбой. Алексеев начал стращать, что не допустит к экзаменам, что нужно отработать все пропуски и тому подобное. Но под занавес пошел на попятную, мол, сдавай экзамены, так как это итог всей работы в университете. Но пришлось свозить для анализа воздух в Севастополь, а когда я вернулся из командировки, то оказалось, что экзамены группа сдала. Я опять пошел к Алексееву, тот молча сунул мне в руки зачетку и назвал фамилии преподавателей, у которых я должен получить отметки по экзаменам. По политэкономии нужно было найти капитан-лейтенанта Петрушевского. Я помнил его по одной только лекции – маленький такой, черненький, но говорит, как ни странно, медленно, с заметным украинским акцентом.

Нашел я политэкономиста в штабе, остановил в коридоре и говорю:

– Я готов сдавать ваш предмет, меня прислал Алексеев.

– Что ж тебя спросить? – начал каплей.

– Как обычно, о прибыли, о ренте, о способах хозяйствования, преимуществах социалистического способа…

– Нет, вы, врачи, все это знаете. Я вот что спрошу. Как думаешь, мы тратим 18 миллионов на Вооруженные Силы, а американцы 215 миллиардов. Как же мы можем противостоять?

– Вранье, мы тратим больше! 18 миллионов – это только на харчи идет.

– Врут, считаешь? Так, тройка тебя устроит?

– Устроит!

– Хорошо. И все же, ты должен знать, что мы меньше тратим потому, что у них вся система построена на заказах – коммерция, понимаешь? И любой самолет или подводная лодка стоят в десять раз больше, чем у нас, понял? Для них главное – заказ. А у нас плановое хозяйство, мы все прогнозируем. Согласен?

– Согласен.

Петрушевский разложил зачетку на своем колене и вывел жирную четверку. Потом поздравил с успешной сдачей экзамена.

Следующий экзаменатор был в звании капитана второго ранга. Он сидел в своем кабинете и тяжело отдувался, видимо, всю ночь болел. А когда я ему все разъяснил, то сразу задал вопрос:

– Этапы международного коммунистического движения?

– Два, – ответил я и посмотрел на капдва. Тот кивнул головой.

– В чем сила МКД?

– МКД – самая влиятельная сила современности, потому что это объективный закон современной эпохи.