Комната одиночества - Александр Павлович Волков

– Не сможете доказать, что я алкоголик. Уже пробовали, и не такие, как вы!

Может, Кешик имел в виду Воронина? Я, во всяком случае, и не пытался больше, да и сейчас не буду. Я знаю, что бывает с теми, кто обращается официально за помощью при алкоголизме. Такие оргвыводы, что лучше и не обращаться. Алкашу никто не поможет, поэтому он обречен, Кроме того, командир-алкаш – это находка, нужно радоваться, наливать ему в отстойник «шило» и делать свои дела.

Но Воронин-то ничего не забывал, ничего. Когда я отказал ему в проведении политических занятий с матросами, естественно, он затаил на меня зло. А тут я подкатил по поводу его медкнижки. Перебрал я все медкнижки офицеров, а среди них медкнижки Воронина нет. Тогда я спрашиваю Кешика, где книжка Воронина, на что Кешик отвечает:

– Э-э-м, так он тебе и даст книжку! Его с корабля сняли из-за какой-то болезни. Так он теперь бережет медкнижку как зеницу ока. Только начпо ее и показывает, тот своих жалеет.

Через пару дней я поймал Воронина, как раз замполит возвращался из политотдела.

– Товарищ капитан-лейтенант, а где ваша медкнижка?

– Можете быть свободны, товарищ лейтенант! – отрезал этот ублюдок.

Я, естественно, в позу. Как же так, это же моя обязанность – вести учет больных. Я ведь не отказываюсь подписываться на обязательные газеты и журналы, хотя не коммунист. А Воронин отказывает.

– Это неправильно, – заблеял я, но Воронин прекрасно себя почувствовал, говорит:

– Все, что сказал, правильно. Имей в виду. Книжка будет у меня, – потом снизошел, полушепотом сказал: – У меня долихосигма, из-за нее сняли с боевой.

Вот дурак, из-за долихосигмы сняли с боевой, да черт с ней, будь у него хоть трижды сифилис, мне дела нет до него, пусть отдаст книжку, а то ведь флагман или комиссия какая нагрянет и будет меня драть за то, что плохо веду документацию и учет.

– Но книжка должна быть у меня, – опять начал я.

– Что-то я вас не понял, товарищ лейтенант, – брезгливо произнес Воронин и прибавил шагу.

Вот сволочь.

А когда Воронин послал меня за какими-то канцелярскими товарами вместо мичмана, я понял, что он издевается.

Я в магазине краснел, пыхтел, пока складывали в кучу для нашей части тетради, карандаши в коробках, плакаты с политическими картами мира, учебно-методическую литературу, в общем, всякий хлам, и девочка-продавщица все пищала:

– А гыдэ же ваши матросики, что приходили в прошлый раз? Гыдэ? Наказали?

Так вот, когда я уже оформил документы в интернатуру и купил билет, то буквально на минутку заскочил в амбулаторию, чтоб захватить с собой пару бутылок «шила». Тут же подскочил Кешик, пришлось и ему налить, а потом мы вместе вышли на крыльцо. Кешик что-то бормотал, а я уже посматривал на часы, до отъезда оставалось не так много времени. Смотрю, выныривает из-за угла штаба Воронин и тут же обращается ко мне:

– Сегодня быть на собрании, обязательно.

– Я уже в командировке.

– Вы поняли меня, товарищ лейтенант?

Как он мне надоел! Я не выдержал и говорю:

– Да иди ты, встретимся через полгода. Я уже в интернатуре. Понял?

Воронин вскинул голову и прошел мимо.

– Зря ты, – сказал Кешик, – не трогай их, потом не отвяжутся.

– А что он мне сделает? Сами говорили, что вот-вот его переведут.

Кешик только усмехнулся и сошел с крыльца.

Из интернатуры я вернулся очень скоро, не повезло. И встретил меня Воронин такими словами:

– Ну что, комсомолец? Допрыгался до взыскания? Уже до второго.

– Как до второго? – говорю я.

– Так. Вот в карточке все и записано, от десятого числа позапрошлого месяца.

Я покопался в карманах, достал командировки свои, в них значится, что я убыл из части седьмого числа, то есть за два дня до собрания.

– А разве можно налагать взыскание, когда комсомольца на собрании нет?

– Нельзя, – говорит Воронин.

– Тогда почему на меня наложили? – и показываю ему документ.

Покрутил головой Воронин и говорит:

– Разобраться надо, но кто будет разбираться? Я?

– Так что тут разбираться? Меня не было в части, а взыскание есть. Это непорядок.

Замполит посмотрел на меня и говорит, прищурив глазки:

– И новое будет, забыл, что тебя из интернатуры отчислили?

– Что вы знаете, – говорю, – вас там не было, а написали то, что хотели, я просто не смог доказать. Мне не поверили.

– Надо разобраться, а пока соберем собрание.

Потом указал на мою скуловую кость и продолжил:

– Кто же поверит при таких аргументах?! – и ушел. Вот так все и закрутилось, вместо одного «фитиля» вскоре было два и никаких перспектив.

7

Что меня всегда удивляло, так это местный среди мужиков обычай целоваться при встрече. Встретятся два грузина и начинают в губы друг друга целовать, чуть ли не в засос. А я стою рядом и вижу, как они губами друг о друга елозят. Странно как-то. Тем более, во мне все время живет одно воспоминание. Помню, когда только-только поступили в «систему», то по кубрикам вечерами устраивали всякое шумное баловство. Так вот, был у нас один Гена Пружинин, маленький, нежненький, мягонький и вредный, зараза, до смерти изведет своими вопросиками или просьбами. Перед выпуском стали распределять во взводе книжки, которые выделили на весь курс. Стоим взводом и рассуждаем, кому какие дать. Естественно, пришли к выводу, что нужно разыграть, чтоб никому не было обидно. Так против этого решения один Гена выступил, зануда. Кто-то не выдержал и говорит ему:

– Генчик, я лично куплю тебе книгу по хирургии под названием «Мышца, поднимающая производное мочевого пузыря у мужчин в электромагнитном поле».

Так Гена и не обиделся. Так вот, устроили как-то кучу-малу, в толпе, пока кувыркались и боролись, меня прижали к Генке, и я решил для смеха поставить ему на щеке засос. Короче, присосался я к щеке, а толпа мечется, и мои губы соскользнули к его губам. И странное дело, я не ощутил разницы между его губами и губами девушек, с которыми приходилось целоваться. Вот тогда мне стало страшно, что я какой-нибудь патологический тип. Я отпрянул тогда от Генки, ну, в общем, удалось все перевести в шутку. Но когда я вижу мужиков, которые лижутся посреди улицы, закрыв глаза, я не могу не подумать, что они ощущают. Может, то же, что и я тогда с Генкой? Такое вот дело. А то был у меня интересный разговор с одним «голубым». Как-то дежурю я по госпиталю в воскресенье, сел на терапии с сестрами чай