Комната одиночества - Александр Павлович Волков

– О, а ты кто такой?

Я сидел на полу и, держась за голову, раскачивался всем телом.

– Ком с горы! – ответил я, а потом добавил: – Могу выразиться еще проще!

– Не надо, – сказал майор и стал осматривать потолок.

Потом он еще раз посмотрел на меня, тяжело вздохнул и проговорил:

– Мне-то все равно дембель, а тебе служить надо, – и заплакал.

Истерик какой-то, или синильный психоз уже начался, на службе созрел. Я старался его не слушать.

А потом обычная концовка, примочка к глазу, рентген, ковер у папы Ерхова и маленькая бумажка в большие ворота. «Отчислен за…».

А как Воронин обрадовался!

Я в интернатуре успел побывать до отчисления на нескольких занятиях, так вот, рассказывали, что американцы стали внушать рекламу через подкорковые образования мозга. Например, на ленту фильма наносят текст так, что прочитать его невозможно, но на каждом кадре-то он есть. Они написали: «Пейте кока-колу, ешьте кукурузные хлопья», и после фильма семьдесят процентов зрителей бросились к киоскам за кока-колой и хлопьями. Так вот, я подумал, зарядить бы ленту какого-нибудь фильма формулой: «Бросайтесь в море с крутого обрыва», да показать Воронину, то-то мне спокойнее бы жилось…

Возвращался я поездом, к черту спешку теперь, когда каждый ублюдок может бросить в меня камень. Ведь ко мне в черепушку нет ни у кого охоты лезть, поэтому пусть бросают камни, я уже ко многому привык.

Повалялся в вагоне до Краснодара, потом пересел на другой поезд. Заходить за билетами к лейтенанту с необъятной рожей не стал, а то, как начнет представитель комендатуры военных перевозок вымаливать гормональное средство от ожирения. К черту! Никого не хотелось видеть. Пересел на Ереванский поезд до Сочи, а в Сочи взял билет до Цхакая на тбилисский. До отправления было несколько часов, и я зашел на сочинском вокзале в бар, что как раз напротив. Выпил пару рюмок водки, потом прошелся перед вокзалом, а когда стал накрапывать дождь, вошел в здание. Подсел к какой-то очень симпатичной молоденькой армянке и, имея в виду, что с ними перспектив не бывает, затеял светский треп на вольные темы. Например, что еду после боевых действий в Афганистане, получил под Кандагаром ранение, но легкое. Был в Кандагаре в качестве инфекциониста. Потом, после описания ужасов из области восемьдесят восьмого настольного приказа, я предложил ей выпить по чашечке кофе, потом, когда кофе выпили, предложил по коньячку, а потом предложил поехать на пару дней со мной в Поти.

Ну, думаю, сейчас так откажет, что держись. А она поворачивает свою античную головку и говорит:

– Поехали.

Хоть раз в жизни повезло.

Пошел я в кассы сдавать билет до Ленинакана. Купил ей до Поти. Потом еще выпили, я взял с собой несколько бутылок пива, и когда при посадке проводник не хотел нас разместить в одном купе, я молча выставил перед ним батарею из бутылок. Конфликт был улажен. Потом я шепотом спросил подругу, как ее зовут:

– Гаяне, – по слогам произнесла она. – Запомнил?

– Угу, – отозвался я.

Пошел к проводнику пить пиво.

– Это моя жена, красивая, правда? – начал я.

– Красивая, – отозвался проводник.

Приехали в Поти рано утром, я, естественно, никуда, я имею ввиду часть, не пошел. Сразу разыскал Важу и сообщил, что никуда не поехал, отменили интернатуру, так что комнату на прежних условиях буду продолжать снимать, тем более, что приехала сестра и селить ее некуда. Важа посмотрел на сестру и, кажется, поверил.

Потом все было как обычно, нового еще никто не придумал. А вот когда Гаяне уезжала, мне стало страшно, вдруг что-то не так? А? Вспомнил, что у нее вокруг радужки был коричневый ободок, а кто не знает, что это признак нервной патологии. И вообще, раз быстро согласилась со мной ехать, то и с другими могла. А?

Конечно, я не стану говорить, чего я боялся, но решение принял такое: проколоть себе превентивный курс пенициллина, чтоб никакая гадость не вскочила там, где не надо. В общем, развел я пенициллина, сколько положено и всадил себе в бедро. Через четыре часа еще раз, потом еще, но уже на следующий день мышцы бедер болели так, что у меня не поднималась рука вколоть себе иглу с беловатым раствором. Тут я придумал, что можно сделать. Я организовал занятия с матросами по оказанию неотложной помощи, очень удивил Кешика, Воронина и Олега. А что они думают, занятия-то нужно проводить, в программе есть. Так вот, я после занятия оставил матроса по фамилии Гара и говорю:

– А ну-ка, уколи меня в ягодицу! – и подаю ему шприц.

– Не смогу, товарищ лейтенант!

– Сможешь, считай, что это экзамен.

Смотрю, у матроса руки дрожат. Взял он шприц и медленно ввел иглу в мышцу, садист чертов. Потом еще медленнее выдавил пятьсот тысяч пенициллина. И тут я понял, что пусть вскакивает все, что нужно на моем теле, но больше я ни одного укола себе не сделаю и другим не дам. Лучше сдохну, но не дамся.

8

У каждого свой метод в работе. Лично я любил покопаться в анамнезе молодого пополнения. Это только политработникам кажется, что Фрейд вместе со своей теорией с ума съехал, а любой врач знает, что это, мягко говоря, не так.

Я любил копаться в комплексах не только молодых, но и старослужащих, этих борзых «годков», но приятнее всего поговорить, влезть под черепную коробку молодого, который еще не обретается среди «годков», еще не шарахается от офицеров, еще офицеру верит и надеется на помощь. «Годок» что – «годку» домой пора, и вертел он и службу, и всех по службе. «Годку» вся молодая команда готовит дембельский альбом, сам «годок» шьет себе дембельскую форму и выходит только на построения. В общем, с необтесанными более интересно беседовать, чем с обтесанными. Последние, заразы, уже все знают, и ответы их можно прогнозировать. Спросишь, бывало, «годка»:

– Были черепно-мозговые травмы?

– А как же, часто, я работать не могу, сразу голова кружится.

И в таком духе, все для своей выгоды, вроде их не Родину защищать призвали.

А с молодым проще. Спрашиваю:

– Нейроинфекции были?

– А что это такое?

Ясно. Далее.

– Не помнишь, может, мать рассказывала или кто из родных, ты при рождении сразу закричал?

– Нет, говорят, при какой-то асфикции родился. Что это, товарищ лейтенант?

Я не реагирую, спрашиваю еще:

– А травмы были? Сознание терял?

– Переломов не было. А сознание… Ну, подрались как-то, потом еще…

– Учился как? Средний балл аттестата?