Повести и рассказы - Амирхан Нигметзянович Еникеев

– Он, наверное, и сам тоже пойдёт?

– Он же там в оркестре играет, – ответила я.

– О, да, я забыла, – сказала мама и, немного подумав, вынесла своё решение: – Хорошо, пойдёшь, но только не одна.

– А с кем? – осторожно поинтересовалась я.

– С какой-нибудь подругой… Пусть он пригласит Суфию тёти Сании!

– А она пойдёт?

– Почему не пойдёт? – с радостью пойдёт. Я сама скажу её маме.

Я не ответила. Мне, конечно, не хотелось таскать за собой «подружек»… Мама это почувствовала:

– Рано ещё тебе одной ходить, – сказала она.

На этом разговор окончился. Вообще, в нашей семье много не говорили. У меня в ушах постоянно звучало: «То нельзя, это нельзя», – только что не били. Больше говорили так: «Сама должна знать», или «сама понимать должна». Мне полагалось самой знать, самой угадывать родительские пожелания и то, что они могут мне разрешать.

И всё же, это меня окрылило, я пойду на спектакль! Мама не отвергла приглашение Салиха – это несомненно означает, что она считается с господином Салихом. И невозможно не считаться, ведь Салих – мой учитель, таковы веяния времени. Но вместе с тем это ещё не значит, что она вверяет меня в руки «господина Салиха». Молоденькую девушку выпустить в свет вместе с молодым парнем? Да Боже сохрани! Она, конечно же, должна убедить папу.

Только меня злила мысль о необходимости прицепить ко мне «подругу». Честно говоря, между нами и дружбы-то настоящей не было. Наши мамы, будучи сами подругами, хотят и нас заставить дружить. Но возраст – Суфия старше меня на два-три года и относится ко мне вроде как к цыплёнку. Только она всё знает, любит постоянно поучать, особенно велит остерегаться парней (можно подумать, сама уже обожглась!) К тому же она, как и её мама, высокая полная девушка – и я рядом с ней и вправду выгляжу как цыплёнок. Ничего не скажешь, она, Суфия, была для мамы «глазами и ушами». Однако есть на свете счастье. «Подруга» моя заболела, врач запретил ей выходить на холод.

В этот момент я подумала: лишь бы всё не разладилось. Мама ведь всё равно одну меня не отпустит. Кого позвать: Кариму, Закию, Зайнап… Но голову ломать не пришлось. Наша домработница Сабира (как я ей благодарна!) избавила меня от этой проблемы, заявив: «Не переживай, барышня, вместе пойдём». Я этому была бы очень рада, а вот согласится ли мама? Сочтёт ли приличным отпускать со служанкой? А Сабира наша очень красивая девушка, всем взяла, к тому же и очень бойкая. Она сама тут же спросила маму: «Апа[30], пожалуйста, разрешите мне вместе с барышней сходить в театр!»

Не знаю, что подумала мама, но, немного поколебавшись, она дала согласие. Что ни говори, а наступили времена свободы, когда все понимают, что запреты и предрассудки не проходят… Но самое главное – мы вместе пойдём и вместе вернёмся, мама и об этом должна прежде всего думать.

…Наша радость просто не вмещалась в нас… Оставшись одни, мы, обнявшись, посекретничали. Особенно безгранична была радость Сабиры, большего праздника, чем пойти в театр, она и представить не могла. И при этом она и за меня радовалась, так как была в курсе, что я иду по приглашению Салиха. Она тоже любила Салиха, как бы вместе со мной. И при случае говаривала: «Вот в такого прекрасного парня и влюбиться можно». Я чувствовала, что она по-своему хочет выразить мне свою солидарность. Сначала я стеснялась, а позднее как-то невольно стала ждать от неё этих чистосердечных слов. Ладно, оставим пока это. Сейчас наша забота на сегодня – собраться в театр. А для девушек – это нелёгкая забота: что одеть, как одеть, какую причёску сделать, краситься или нет? – вот сколько забот… Меня беспокоило одно: наша с Сабирой одежда, хоть и разная, но она не должна сильно отличаться, нам нужно одеться в одном стиле. Поэтому я просмотрела наряды Сабиры. У неё обнаружилось очень модное, сшитое в прошлом году, но ещё толком не ношенное синее шерстяное платье, с узкой талией, узкими рукавами и с приподнятыми плечами. У меня тоже есть синее платье, только другого фасона. Так что мы оденемся в одинаковые цвета…

А вот обувь у нас разная – у Сабиры простые ботинки на шнурках, а на мне модные туфли с перламутровой застёжкой. И это выглядит по-разному… Но мы тем успокоились, что у нас очень длинные платья и ноги не будут очень заметны.

А что на голову – одевать калфак или нет?.. Мама не разрешит пойти с непокрытой головой, и Сабира говорит, что постесняется так пойти. А мне почему-то не хочется его одевать. (Ну ладно, хотя я понимаю, что это неправильно, теперь можно встретить и наголо побритых девушек, но калфаки пока ещё очень даже носят.) В результате мы одели небольшие калфаки, украшенные мелким жемчугом. Мама дала Сабире свой.

Это была только предварительная примерка. Когда мы с Сабирой остались вдвоём, мы встали рядом перед трюмо. И увидели двух красивых девушек! Только одна совсем ещё юная, а другая – постарше. У той, что младше, белое, как молоко, лицо, иссиня-чёрные волосы и очень синие глаза. Чёрные волосы и синие глаза! Это как-то не очень естественно. Почему Бог, когда меня создавал, как-то по-сумасшедшему соединил цвета?! А у той, что постарше, и волосы чёрные, и глаза чёрные, даже лицо очень смуглое, хотя и чистое. Бог в этом случае с ума не сходил, был внимательнее. (Каюсь, каюсь!) Сабира говорит мне: «Гуляндам, какая ты красивая!» А я ей: «Нет, Сабира, ты ещё красивее». А она мне с обидой: «Иди ты, глупая, не смейся!» А я и не думаю смеяться. Она ведь по сравнению со мной, как бы это выразиться, имеет более сформировавшуюся фигуру, она выше, и грудь у неё полнее, только я постеснялась сказать ей об этом.

А в театр, если суждено, мы пойдём завтра. Салиха мы не сумели известить, но он меня всё равно будет ждать. Да, будет!.. О Боже! Я ведь впервые иду в театр по приглашению молодого человека. Мой Салих-абый! Душа моя, Салих, неужели я стала такой, способной привлечь ваше внимание, настоящей барышней, которую можно пригласить в театр?! Какое это счастье! Какое счастье!

На другой день мы с Сабирой, нарядные, украсившиеся, зажав под мышкой завёрнутые в газету туфли, около двух часов дня вышли из дома. Не удивляйтесь, что мы отправились среди бела дня. Это потому, что татарские спектакли ставились днём на