Под стук копыт - Владимир Романович Козин

Вернулись они быстро. Волков с четвертью белого натурального вина шагал по тротуару, Светлана ехала верхом посередине мостовой. У ворот она сказала:

— Лошадка симпатичная!

У края террасы стояло ведро; старуха держала большой белый кувшин, через плечо ее было перекинуто несколько чистых полотенец, на перилах стояли мыльницы с туалетным мылом; под террасой толпились пастухи.

— Пожалуйста, прошу вас, берите мыло, я буду поливать, — с бесстрастной вежливостью говорила старуха.

Пастухи смотрели на нее опасливо и с любопытством, никто не подходил.

— Не бойтесь, — крикнул Волков, — бабушка у нас хорошая!

Он отвел коня в конюшню. Вернувшись, взял мыло и протянул старухе руки.

— Становись в очередь, я первый.

Пастухи заулыбались и стали в очередь.

Старуха с надменной и сдержанной заботливостью поливала темные, овцой пропахшие руки и каждому подавала полотенце. Пастухи украдкой нюхали мыло, чуть прикасались к полотенцу и бережно клали его на перила.

Двор расплылся в сумерках, стадо засыпало. Волков вынес стаканы и разлил вино.

— Поужинайте в столовой, — сказал он пастухам, — а сейчас выпьем, пусть овцы здоровыми придут на эйлаги!

Пастухи неторопливо взяли стаканы. Старик Хунчинос из Нагорного Карабаха вытер папахой лицо и сказал слово на ломаном русском языке, полное старинного благородства и лести. Светлана легонько толкнула Волкова:

— Налей мне немножко, мне старик понравился.

— Нельзя тебе!

— Мне хочется. Ну, налей!

Она подошла со стаканом к старику и сказала:

— Будем с вами здоровыми! — расхохоталась, тряхнула волосами и с силой стукнула стаканом о стакан.

Старик пришел в восторг, пастухи потянулись к Светлане со стаканами, Светлана закричала:

— Ура!

Пастухи гуськом шли в столовую, старик Хунчинос приостанавливался время от времени и говорил, покачивая головой:

— Ах, хороший девчонка!

Старуха в комнате накрывала на стол.

Комната была разделена плюшевым покрывалом, спускающимся с потолка, как занавес. Покрывало было синее, оно неравномерно отражало свет и украшало комнату. В первой половине были круглый обеденный стол, диван с вышитыми подушками, пианино и две вазы на подставках, во второй — письменный стол Волкова с книгами и бумагами, разложенными в строгом порядке, и беспорядочный угол Светланы; на ее столике валялись пудра, духи, учебники и игрушки.

Светлана была самостоятельная женщина, но игрушки в магазинах приводили ее в долгий восторг, она цепенела перед витринами.

— Купи мне лягушку, маленькую лягушечку!

Волков покупал ей лягушек, осликов, зайчат, носил по комнате на руках и говорил, целуя ее лицо и колени:

— Светланка, кто тебя сделал такой?

— Не буди во мне зверя, — отвечала Светлана.

— Светланочка, — укоризненно спрашивала старуха, — когда ты станешь взрослой?

— Я взрослая, только мне хочется лягушку.

Старуха открыла высокий сундук, — на внутренней стороне его крышки была приклеена надпись, сделанная старческой рукой: "Материальное благополучие есть залог душевного и всякого благополучия", — достала новую скатерть с узорами, накрыла стол, разложила тарелки и поставила посреди вазу с полевыми цветами.

Она делала все это бесшумно и плавно, с тем вниманием к удобству близких людей и заботливостью к мелочам их уюта, какие отличали женщин старых времен, занятых только семейными заботами.

В комнату, размахивая полупустой четвертью, вбежала Светлана.

— Мы пили за здоровье овец!

— Ты пила?

— Я наливала! Один старик похож на Дон-Кихота, он оратор.

— Какая странная профессия у Андрея Петровича!

Волков обошел двор, посмотрел, лежат ли у ворот собаки, заглянул в конюшню, подбросил коню люцерны и окликнул дежурного пастуха.

Комната его ослепила. За месяц, прожитый в овчарне среди торопливых забот, креолиновых ванп, стрижек пыльной шерсти, Волков отвык от ласковых рук и уюта. Комната была наполнена чистотой, спокойствием ярко освещенного вечера, от женщин чуть пахло знакомыми духами, старинные вазы отсвечивали синеватым светом.

— Очень хочется есть, Варвара Константиновна!

— Сейчас, дорогой, все будет готово.

Старуха вышла в кухню. Волков осторожно взял пальцами с тарелки ломтик колбасы, другой рукой обнял Светлану и прижал к себе.

— Как туманится в голове! — прошептала Светлана. — Я не знала, что от вина так хорошо туманится, теперь буду выпивать.

— Девчонка ты!

Старуха внесла на блюде жареное баранье жиго.

Она спокойно сидела за столом, согласилась выпить немного вина, молодые глаза ее блестели. Ее тело давно стало тучным и немощным, оно раздулось и увяло, но голова была светлая и легкая, лицо, измятое старостью, сильным и живым.

— Я пью за ваши глаза, Варвара Константиновна, — сказал Волков.

— Не смей больше пить, — проговорила Светлана, — ешь баранину.

Волков взглянул на растерянное лицо Светланы и расхохотался; за ним засмеялась старуха.

Светлана нахмурилась.

— Я ревнивая? Ну, говори, а то все кильки в тебя полетят!

— Светланочка, как тебе не стыдно!

— А зачем он трепется? — закричала Светлана со слезами в голосе и толкнула Волкова, который раскачивался от смеха из стороны в сторону. — Я тебя ненавижу!

— А говорила: полюбила с первого взгляда и до гробовой доски.

Светлана открыла рот и засмеялась с таким удовольствием, так полно отдалась радости смеха, что Волков тоже захохотал, а старуха стала вытирать глаза.

— Давно я так не смеялась, дети!

— Весело! — сказала Светлана, выскочила из-за стола и подняла крышку пианино.

— Сыграйте, бабуся, что-нибудь, пожалуйста!

Светлана поставила на пианино лампу.

Старуха надела золотое пенсне, села удобнее, с напряженным вниманием заглянула в поты, лицо ее сдержанно отразило глубокое волнение, застенчивость, страх, взгляд стал пристальным, суровым, она подняла голову и заиграла:

Очаровательные глазки, очаровали вы меня…

Я опущусь на дно морское, я подымусь на облака.

Старуха старалась играть хорошо, старалась, как девочка, лицо ее было сосредоточенным, брови сдвинуты.

2

Утро чуть начиналось, собаки спали у ворот, самый старый пес проснулся и неторопливо зевал, почесываясь, когда Волков открыл глаза.

Первое, что он увидел, — чистое лицо Светланы, ее тонкий нос и зеленоватые глаза; они смотрели на мужа с детской доверчивостью.

— А я выспалась! — громко сказала Светлана и перелезла через Волкова.

Волков, зевая, натягивал брезентовые сапоги. Очень хотелось спать, тело окаменело за ночь, но начинался новый день, стадо ждало своего пастуха.

— "Я первый пастух своего стада", — говорил Волков.

— Ты сейчас уедешь? — спросила Светлана.

— Пятый час! — прошептал Волков и в одном сапоге выскочил на террасу.

За колонией, где жили Волковы, ближе к горам расстилались холмы, на всхолмленной равнине росла высокая сытная трава. Волков хотел пройти равнину медленным гоном, с пастьбой, и остановиться на ночь у подножия гор. Пастухи поднялись на ноги, стадо беспокойно блеяло.

— Я провожу тебя до речки, — сказала Светлана, когда Волков кончил свой быстрый завтрак, вытер губы и взял нагайку.

— Нет, Светлана, не до тебя! Овцы в полдень лягут на отдых, я прискачу на часок. Ну, не грусти.

Открыли ворота. Волков,