Под стук копыт - Владимир Романович Козин

Конюх сунул записку за голенище сапога, вынул из кармана чистый платок с желтой каемкой и прикрыл лицо врача. Волков пожал твердую ладонь конюха и поскакал домой.

— Пить, пить, чего-нибудь выпить! — сказал он Светлане, привязывая повод к перилам.

Светлана бросилась в комнату, принесла стакан холодного чая и стакан молока. Волков выпил чай, молоко, в комнате выпил стакан вина, сел на диван, не снимая фуражки и нагайки с руки, и молча закурил. Светлана смотрела на него с жалостью и страхом.

— Андрюша, и ягнята умрут?

— Ягнятам пироплазмоз не опасен, — ответил Волков и посмотрел на окно: уже смеркалось. — Светланка, помоги мне!

Старуха внесла блюдо жареной свинины и молодой картофель в сметане. Со скромной торжественностью она поставила кушанья на стол, достала редиску, сливочное масло и прислушалась к тому, что говорил Андрей Петрович. От Волкова на всю комнату пахло конским потом, и этот крепкий рабочий запах не могли перебить ни вечный запах бабушкиных духов, ни жирный запах свиной подливки. Старуха поморщилась. Волков держал Светлану за руки.

— Когда немного стемнеет, ты пойдешь к Мясникову, его дом самый крайний.

— Знаю я, как ты долго рассказываешь!

— Найдешь на дворе Никиту Петровича, конюха, он раза в три выше тебя…

— Длинный, как макарона, однажды он ехал с пустым фаэтоном и говорит: "Садитесь, подвезу, коням от вас тяжелей не будет!"

— Хорошо, скажешь ему, кто ты, напомнишь о моей записке, пусть он проводит тебя к Мясникову; добейся, чтобы Мясников немедля выехал к больным овцам, это недалеко, километров семь; я скажу Хунчиносу, он разведет костер.

— А ты?

— Еду в стадо. С Мясниковым вдвоем не оставайся.

— Ладно, не пищи над ухом так много о Мясникове.

— Светлана, — сказала старуха, — ты никуда не пойдешь!

Волков повернул голову:

— Варвара Константиновна, не до ваших церемоний!

— Андрей Петрович, что вы требуете от Светланы? Вы отдаете себе в этом отчет? — с тяжелой сдержанностью произнесла старуха и оперлась руками о край стола. — Маленькая девочка, одна, ночью, к старому нетрезвому холостяку!

— Наплевать! — сказала Светлана. — Хотя пьяных я боюсь.

— Ты не пойдешь?

— Конечно, пойду!

— Слово?

— Я сказала, Андрюша!

— Проводи меня.

На террасе Волков обнял Светлану, поцеловал ее губы, шею, грудь, рванул повод, вскочил на коня.

— Зайди к ветеринару с конюхом!

Закат опускался за яблонями, конь звонко скакал по мостовой; потом смолкло.

Старуха неподвижно стояла, пальцами опираясь о стол.

— Бабуся! — вскрикнула Светлана. — Андрюша так и не пообедал! Вся свинина застыла.

— Завтра я уезжаю, — тихо проговорила старуха и села. — Я не могу жить с Андреем Петровичем, он никого и ничего не уважает.

Светлана с ужасом посмотрела на высоко поднятую блестящую голову старухи, на цыпочках отошла от стола, лицом прикоснулась к синему занавесу.

Старуха сидела прямо и строго.

— Андрюша хороший парень, — прошептала Светлана, — только горячий.

— Девчурка ты моя светлая! — проговорила старуха, обняла Светлану и с силой прижала ее голову к себе. — Светланочка, ты не пойдешь к этому ветеринару?

— Я честное слово дала, бабуся, теперь я обязана идти!

— Хорошо. Мы пойдем вместе.

3

Двор темнел, груша была ярко освещена закатом. Мясников открыл глаза, розовый цвет груши ослепил его.

— Никита! — закричал он, потёр лоб ладонью и сел. — Черт знает какая гадость!

Яркая груша вдруг сдвинулась с места и пошла в сторону.

— Никита Петрович!

Конюх осторожно закрыл калитку, приблизился к груше и заботливо осмотрел Мясникова.

— Ну, чего смотришь, дай пить!

— Леонид Сидорович, — торжественным шепотом сказал конюх, — вас спрашивают одна старуха городского вида и с нею барышня. Старуха важная. Кстати, писулечку просили передать.

— К черту писулечки, у меня все горит!

— Помыться бы, Леонид Сидорович, барышня интересная.

— Запри ворота!

Конюх спокойно отошел и скрылся в конюшне. Мясников охватил руками ствол груши и замер в ожидании. Конюх вернулся с конским ведром, полным воды, грубым полотенцем, куском серого мыла и конскою щеткою.

— Опять ты! — прошептал Мясников.

— Извольте мыться, — безразличным голосом сказал конюх.

В калитку несмело постучали, калитка пискнула, в нее просунулось лицо Светланы. Конюх пригладил конскою щеткою мокрые волосы Мясникова.

Старуха редко выходила из дома. До окраинного дома ветеринарного врача Светлана почтительно вела бабушку под руку и молчала, так была удивлена ее тихим подвигом.

Старуха рассматривала яблони и груши, посаженные вдоль улицы, и, волнуясь, сжимала богатую шаль в темных узорах, накинутую на плечи.

Когда конюх широко открыл калитку и сказал, покачиваясь от чувства уважения к старухе: "Можно, Леонид Сидорович готов", — старуха первая вошла во двор.

Мясников стоял под грушей, гладко причесанный, опухший и неподвижный. Старуха пошла прямо на него, взволнованная и суровая, и вдруг остановилась, вспомнив, что не знает ни имени врача, ни дела, о котором надо говорить.

— У вас кошка пли собачка? — пробормотал Мясников, глядя на конюшню. — Кошек не лечу, для войны бесполезное животное.

Светлана стала рядом с бабушкой. Глаза ее сделались большими от удивления, она протянула руку к врачу и расхохоталась.

— Светлана! — вздрогнула старуха.

— Кто-то его наоборот причесал, посмотрите, бабуся, да посмотрите, какой он нечеловеческий.

— Никита! — тонким голосом вскрикнул Мясников, схватился за голову и пошел к конюшне. — Никита, чертов парикмахер!

Старуха в растерянности застыла у груши. Светлана, смеясь, побежала за Мясниковым.

— Давайте расчесочку, я вас причешу.

— Нет у меня расчесочки.

— А чем же вы причесываетесь?

— Ладонями, черт возьми, отстаньте от меня!

Мясников в смущении обернулся и злобно посмотрел на Светлану.

— Вы чего лаетесь? — обиженно спросила Светлана. — Не стыдно?

— О! — произнес Мясников и скрылся в темноте конюшни.

Оттуда вышел конюх, поставил перед Светланой скамейку и сказал вполголоса:

— Протрезвился.

За ним показался Мясников, причесанный как следует, в пиджаке.

— Здравствуйте, бесконечно рад вас видеть!

— Почему вы вдруг стали вежливым?

— Прошу извинить. Чем могу быть полезен?

— Значит, кошек вы не лечите? Наотрез?

— Кто вам сказал? Все животные передо мной равны.

Ветеринарный врач был любезен и оживлен. Он похвалил старинную шаль старухи и отметил, что всякая эпоха приобретает новые черты не иначе как что-нибудь потеряв, отозвался о внучке как о самой привлекательной в колонии девушке ("Я женщина", — поправила его Светлана), заявил, что очень уважает Волкова, его молодую энергию и преданность делу; узнав, что до больных овец только семь километров, позвал конюха:

— Никита Петрович, подавайте фаэтон, быстренько! — и предложил женщинам прокатиться с ним — вечер тихий, через час они вернутся, приятнейшая прогулка.

— Конечно, поедем, — сказала Светлана, — и думать нечего!

— Мы должны поблагодарить доктора за его любезное приглашение, — проговорила старуха, — но поехать мы не можем, уже поздно, я немолода.

Кучер выехал на середину двора и остановился.