108 ударов колокола - Кэйко Ёсимура

для туалетной бумаги в ванной комнате. Стоило ей что-то вспомнить, как она тут же это записывала на бумажку и приклеивала ее. Поэтому в кармане у нее всегда были блокнот и ручка. Особенно Сохару (и всех остальных) удивляло то, что записки Хасимото не имели никакого отношения к работе технических устройств, паролям от компьютера или перечню лекарств, которые следует принимать. Рядом с утверждением: «Мне было шестнадцать лет, я была красивой», – находилась фраза: «Молоко начало нравиться мне только после сорока лет», – а также: «Сливы следует собирать до того, как они полностью созреют», «Я занималась любовью под ветками камелии» или «Однажды я нашла в трусиках мертвое насекомое». Некоторые воспоминания вспыхивали яркими огнями, другие раскатывались, словно стеклянные шарики. От одних она долго смеялась, другие заставляли ее молчать целыми днями.

В первое время Сохара пытался помочь ей, приводя в порядок записки: он исправлял размытые или выцветшие надписи, заменял скотч, на котором держались листочки. Он чувствовал, что таким образом заботится о Хасимото. Но со временем понял, что некоторые записки пробуждали у Хасимото болезненные воспоминания, и теперь, утратив ясность рассудка, она была не в силах справиться с ними. Особенно это касалось записок со словом «дочка». В такие дни Сохара и остальные жители острова, по очереди заботившиеся о Хасимото, замечали, что она становится нелюдимой, мрачной и растерянной. Они видели ее застывшей перед запиской или сидящей на полу с листком в руках.

Сохара никогда не пытался раскрыть тайну, связанную с дочерью Хасимото, но он был убежден, что госпожа Судзуки и, возможно, его мама всегда знали об этой истории. Сохара лишь понимал, что оптимизм Хасимото был не врожденным качеством, а осознанным выбором в пользу счастья. Он убедился в этом, когда увидел в глубине шкафа целые стопки исписанных тетрадей. Это были дневники Хасимото, где она на протяжении многих лет записывала только лучшие моменты каждого прожитого дня. «О плохом и так все знают», – написала она.

Тогда Сохара решил расклеить по стенам, на холодильнике, на дверях и окнах новые записки. Он открывал тетради наугад и крупным, ясным почерком выписывал оттуда радостные воспоминания, которые Хасимото сама решила сохранить в дневнике, когда ей было тридцать, пятьдесят или семьдесят лет.

Со временем Сохара усовершенствовал эту операцию. Он заметил, что записки мгновенно влияют на настроение Хасимото, и стал подбирать более точные, конкретные слова. Вместо «Сегодня я счастлива» женщине больше нравилось «Вечером в шесть часов я особенно рада»; вместо «Я люблю розы» – «По весне мои розы благоухают в гостиной и на кухне».

Сохара помог Хасимото надеть праздничное кимоно и вспомнил, что она сама учила его одевать маленькую Току, для которой была как родная бабушка. Внезапно его взгляд упал на записки, висящие на зеркале. «Мне нравилось кататься на качелях, когда мама подталкивала меня со спины». «Я очень, очень счастлива, что провела два года с дочкой».

26

Сохара нажал на кнопку пульта и переключил на первый канал NHK. На экране появился традиционный музыкальный конкурс, который ежегодно транслировали тридцать первого декабря. На сцене собрались участники самых разных возрастов.

– До встречи, Хасимото-сан! Увидимся у костра дзикува, – сказал он.

Женщина обернулась и спокойно улыбнулась в ответ.

– Сицурэй симасу, – попрощался Сохара, закрывая за собой дверь, и вышел на улицу, где зима уже окутала все вокруг.

Сидя за рулем, он стал вспоминать, как помогал Хасимото одеваться и усаживал ее обратно в кресло. И вдруг он понял, что произошло. Чтобы вновь обрести смысл жизни, найти силы для разговора с Токой и приготовиться к ее разочарованию, Сохара выбрал учителя Каваками и госпожу Хасимото. Встреча с ними и простое осознание того, что они есть и всегда будут рядом, наполнили его сердце теплом. Теперь, что бы ни случилось этой ночью, он был готов к этому.

– Тадаима, – сказал он, вернувшись домой. – Я вернулся!

– Окаэри, – раздался в ответ ясный голос Йоко. – С возвращением!

Сохара увидел, что жена тоже надела кимоно, и подумал, что она прекрасна.

– Пойду приму душ и переоденусь, а потом пойдем.

– Я положила твое кимоно на кровать.

– Спасибо, – пробормотал Сохара, снимая пальто и вешая его в прихожей.

– Тока приедет к одиннадцати…

– Так поздно?

– К сожалению, ветер немного усилился, и кораблю пришлось замедлить ход.

– Главное, чтобы она успела, и ей не пришлось ночевать в Осиме, – ответил Сохара, направляясь в комнату. Йоко последовала за ним.

– Звонил доктор Такеути. Он под вымышленным предлогом заходил к Кодаме и осмотрел ее. Сказал, что, к счастью, у нее не начало пневмонии, как ты опасался, а просто сильный кашель. Он дал ей лекарства и сказал, что теперь она быстро поправится.

– Отлично. А что с Судзуки? – спросил он, снимая рабочий комбинезон.

– Они уже собираются выходить, чтобы забрать Хасимото и отправиться в главный зал. Доктор Такеути заедет за Танакой и Симидзу, а Маэда и Нозато поедут в машине с Накатой.

– Хорошо, нам нужно поторопиться.

– Ах, да, чуть не забыла тебе сказать самое главное!

– О чем?

– Хасегава попросила всех задержаться на полтора часа, потому что ей надо порепетировать с маленькой Рейной-тян. Сегодня вечером девочка будет представлять детей у костра дзикува и немного нервничает. Они решили спокойно порепетировать в зале.

– А как же Хасимото? Ей нельзя оставаться одной…

– Не волнуйся, Хасегава уже предупредила Судзуки. Они побудут с ней в течение этого часа.

– Ладно, тогда все в порядке. Приму душ, а потом мы тоже посмотрим телевизор.

– Как когда-то, до рождения Токи.

Сохара улыбнулся и пошел в ванную. С тех пор, как он вернулся, Йоко незаметно наблюдала за ним, пытаясь уловить изменения в выражении его лица и движениях. Может быть, Маэда ошиблась, и в письме Ямады не было плохих новостей. Может быть, ничего страшного и не произошло.

Пока жена успокаивала себя, Сохара понимал, что ему совсем не хочется обманывать ее и говорить, что черная тень Ямады отступила. Поэтому он был благодарен Йоко за то, что она не задавала вопросов. Хотя Сохара все еще волновался, он решил подождать встречи с Токой, чтобы понять, как лучше действовать в этой ситуации. Ведь, как его научили Каваками и Хасимото, надо уметь доверяться жизни.

Два часа спустя Йоко и Сохара сняли обувь у входа в главный зал. На Йоко было коричневое кимоно с оби, вышитым узорами из хризантем и журавлей. На Сохаре – темно-синее кимоно с широкими рукавами, окаймленными белыми полосами, которое он надел поверх плотного праздничного костюма. Вечером, когда Сохара