Площадь атаки - Кори Доктороу

инвесторов и организую «социальное предприятие», снабжающее демонстрантов легкими в применении средствами оперативной маскировки. В моих мечтах это было что-то вроде покаяния, которое тем не менее хорошо оплачивалось, и я быстро богатела, спасая ни в чем не повинных Кристин со всего мира от всяких короткопалых борисов, норовящих потыкать их электрошокерами в самые чувствительные места.

Я понимала, что мечта эта дурацкая. Никто на свете не собирается платить за защиту информации, пока не станет слишком поздно. Конфиденциальность – это вроде сигарет. Один-единственный вдох дыма не вызовет у вас рака, но выкурите много – и конец неминуем, а когда вы поймете, что болезнь уже засела внутри, будет поздно. Курение – это моментальное удовольствие и отсроченная боль, примерно как кусок торта или секс с красивыми, но сволочными парнями. Это подлянка самого гадкого сорта, потому что последствия наступают значительно позже самих действий и сильно удалены от них. Это все равно что учиться играть в бейсбол примерно таким образом: вы закрыли глаза, замахнулись, ушли домой и полгода ждете, пока кто-нибудь придет и скажет, попали вы по мячу или нет. Точно так же нельзя научиться отличать безвредные решения по защите информации от гибельных, если раскрыть свои данные миллион раз и подождать десять лет. Одна из утечек непременно погубит вас.

Индустрия закачивает конфиденциальные данные в свои облака примерно так же, как углеводородные магнаты насыщают атмосферу углекислым газом. Подобно миллиардерам, сделавшим состояние на ископаемом топливе, магнаты экономики слежения кровно заинтересованы держать нас в неведении насчет того, когда и как это ударит по нам и ударит ли вообще. Когда изменения климата достигнут такой степени, что их нельзя будет отрицать, станет уже поздно: мы закачаем в атмосферу слишком много углекислого газа, и моря неизбежно поглотят сушу. Когда инфоапокалипсис станет очевиден даже тем, кто зарабатывает на его отрицании, будет уже поздно. Любые собранные вами данные, вероятно утекут. Любые данные, которые вы хотите сохранить, неизбежно утекут… А ведь мы наделяем способностью собирать данные даже простые электрические лампочки. Поздно уже декарбонизировать экономику, основанную на слежении.[18]

Мне срочно надо было поплакаться кому-нибудь в жилетку. Пока я работала в ДВБ, обычно все остальные плакались в жилетку мне. На наших корпоративах кто-нибудь непременно отзывал меня в сторонку и тихо признавался, как ему стыдно за все, что мы делаем. Это было задолго до того, как мы услышали о Сноудене, однако он был не единственным среди шпионов, кто всегда носил при себе тексты первых десяти поправок к Конституции и президентского указа 12333 – секретной директивы рейгановской эпохи, с помощью которой начальство убеждало нас, что вся наша деятельность укладывается в рамки закона. Выслушивая чужие исповеди, я начинала думать, что нахожусь на стороне ангелов. Даже если не собираюсь ничего делать с услышанной информацией.

* * *

Работа в ДВБ вместе с Кэрри Джонстон чем-то напоминала мафию, с той лишь разницей, что нам не приходилось подкупать полицию, чтобы она нас прикрывала. Мы сами были полицией. Моим первым рабочим местом стал трейлер под названием «Сибирь», расположенный в дальнем конце огороженной площадки, на которой Джонстон приказала устроить свое подразделение. Я приходила туда после школы и по выходным, вместе с восемью другими младшими аналитиками обрабатывала «разведывательные отчеты», предоставленные радиоэлектронной разведкой. Занятие было до чертиков бесячее, так как я видела, что все данные испорчены Маркусом и его икснетовскими болванами, и это было очевидно не только по характеру самих данных, но и по их каналам связи, давно и хорошо мне известным.

Так что я старательно заполняла отчет за отчетом, неизменно указывая, что все эти сведения – полная чушь, что системы, которым положено вычислять, что же происходит в городе, поглощают испорченные входные данные и потому выдают лютый треш. Барахло ввели – барахло и получили.

После месяца такой работы я была готова уйти, но почему-то не ушла. Я пересекалась с Джонстон по меньшей мере один раз за смену, она сверлила меня взглядом и спрашивала, нравится ли мне работа. Я лучезарно улыбалась ей и говорила, что беспредельно счастлива и считаю за честь служить своей стране. Не хватало только радовать ее признанием, что в этом трейлере я тихо схожу с ума. В довершение картины остальные аналитики были ретивыми щенками из Вест-Пойнтской военной академии и относились к своей работе так серьезно, что произносили слова «родная страна» без малейшего намека на иронию.

Как же они меня достали. Спасало меня только то, что эта патриотическая компашка не совпадала со мной по времени – я приходила в четыре часа дня после школы и работала до десяти вечера, а они обычно уходили ровно в пять, что давало мне целых пять часов тишины, когда никто из этих недоделанных вояк не пялился на мои сиськи.

Единственным недостатком было то, что иногда я начинала сходить с ума от одиночества. Меня снедала простая человеческая потребность поболтать о том о сем. Некоторые уборщицы были довольно приятными девушками, однако они не заходили в мой трейлер, пока я была внутри. Так что, если хотелось убить время, я шла погулять и якобы случайно натыкалась на них где-нибудь на территории.

Однажды вечером я вот так прогуливалась, любуясь на тонкий, как ноготь, полумесяц, окутанный извечной дымкой Залива, и вдруг уловила запах сигаретного дыма. Курение находилось под строгим запретом, вся территория была оклеена грозными вывесками, и военная полиция, поймав нарушителя, моментально накладывала штраф. Оглядевшись, я заметила, как мелькнул и опустился огонек сигареты, подносимый невидимой рукой к невидимым губам. Я прищурилась.

– Для начальства делают исключение, – послышался усталый голос Кэрри Джонстон.

– У вас ничего не случилось? – Я сильно рисковала. Она была не из тех, кто любит слезливую девчачью болтовню.

Она впилась в меня своим фирменным вымораживающим взглядом. Я отложила его на полочку. Еще одна затяжка, в тумане поплыло облачко дыма.

Она вздохнула.

– Политика. – Еще затяжка. Ну и вонь. – Посмотри, все это… – Она повела рукой. – Имеет немалую цену. В деньгах, понятно. И требует вложения больших личных сил. Дело в том, что я трачу свой бюджет и на то, и на другое. – Она огляделась. – Все эти люди – они здесь, потому что здесь есть я. Без меня все рухнет. В столице на меня многие точат ножи, уж поверь на слово.

К этому времени я уже научилась держать язык за зубами.

Она затоптала окурок:

– Мне, пожалуй, надо немного поспать. Утром все будет выглядеть не так мрачно.

Я отважилась:

– Благодарю вас, Кэрри. На ваших плечах лежит огромный груз.