Проверка моей невиновности - Джонатан Коу

— Я это слово не употребил ни разу.

— Так и не требовалось.

Громадина псевдоелизаветинского здания по левую руку от Верити напомнила ей, что они идут мимо театра «Глобус», — или, точнее, полуидут-полустоят, поскольку их изначально быстрое продвижение вперед замедлилось, и очередь теперь замирала каждые пару минут, простаивала еще сколько-то, а затем неизъяснимо двигалась вновь, словно автомобильный поток, копящийся у перекрытия одной полосы движения на оживленной магистрали. По какой-то причине получалось гораздо утомительнее, чем медленный, но постоянный шаг, и оба они почувствовали облегчение, когда миновали галерею Тейт, прошли под мостом Блэкфрайерз и, пока приближались к зданиям Южного берега, простор позволил очереди рассредоточиться и ускориться.

— Нутром чую, — сказала Верити, — это дело окажется убийством на политической, а не на личной почве. В смысле, я понимаю, что в случае Ребекки одно, возможно, переплетается с другим, но… не знаю… то, что все случилось на этой конференции… Были там, в Ведэрби-холле, на этой неделе довольно странные субъекты, не изволь сомневаться.

Марк оделил жену неодобрительным взглядом.

— Не похоже это на тебя — называть кого-то «странным» только потому, что тебе не нравятся их политические взгляды.

— Здесь далеко не только это, — сказала Верити. — Я отсмотрела видеозаписи всех дебатов, и эти люди кажутся мне будь здоров крайними.

— Крайними? Что это нынче значит?

— Ну, у меня сложилось впечатление, что они все очень злые и довольно одержимые. Одержимые своего рода представлением о… беспримесности. — Она помолчала, осмысляя собственный выбор слова. — Да, о беспримесности. Все должно быть беспримесно. Бескомпромиссно. Хорошо, вышли мы из Евросоюза, но необходимо добиться, чтобы это был полный выход из Евросоюза. Получили обратно свой суверенитет, но необходимо добиться, чтобы это был полный суверенитет. Нам нужна свободная торговля, но она не может быть просто свободной, необходимо добиться, чтобы она была полностью свободной: вообще никаких правил, никаких ограничений. Мне кажется, эти люди по-своему едва ли не анархисты. И вдобавок, да — там еще и гнев. Надо полагать, если ты одержим беспримесностью, то будешь вечно зол и несчастен, поскольку ничто на свете не бывает беспримесным, жизнь попросту устроена иначе. Неспособные принять компромисс вечно будут недовольны. Но то, что они были такие злые, выглядело прямо-таки странно, если учесть, что партия, которую все они предположительно поддерживают, последние двенадцать лет находится у власти.

— Может, они жалеют, что выбрали себе в вожаки Бориса, — заметил Марк.

— Вероятно. Некоторые даже говорили, что он, на их вкус, чересчур либерален. Но в любом случае по поводу Лиз Трасс все были очень воодушевлены. Если б она там появилась, с ней, думаю, обращались бы как с Мессией.

Уже два с половиной часа прошло с тех пор, как они получили свои браслеты на Поттерз-Филдз, и оба уже начали уставать. Добравшись до Джубили-Гарденз, они разложили стулья-трости, воткнули их в дерн и устроились поудобнее, а Верити открыла сумку для пикников и оценила провизию, запасенную супругом по этому случаю. В наличии имелись кофе, красное и белое вино, холодная курица, зеленый салат, помидоры черри, хрустящий белый хлеб, арденнский паштет, стебли сельдерея, крабовая паста и несколько сыров на выбор.

— Как славно смотрится, — раздался голос рядом с ними. — Чуток шикарнее, чем то, что мы принесли, уж всяко.

— Вам чего-то из этого приглянулось? — великодушно спросила Верити.

— Ой нет, вовсе нет. Я не напрашивалась.

Собеседницей оказалась блондинка за пятьдесят, облаченная в стильные светлые джинсы и футболку с громадным портретом королевы. Компанию ей составляла еще одна блондинка, помоложе — надо полагать, дочь, — на ее легкой куртке красовалась красно-бело-синяя розетка с надписью: «Королева всех наших сердец». Они сидели на траве и ели из большой упаковки чипсы с сыром и луком. Вид у обеих был изнуренный.

— Не беспокойтесь, — сказала Верити, — мы все там будем рано или поздно.

— Это точно, — отозвалась женщина. — И оно того будет стоить.

— Издалека ли приехали?

— Из Хэррогейта.

— Вполне себе поход, стало быть.

— Ну, никак нельзя было пропустить — не приехать и не отдать дань уважения, верно же? Она стала такой большой частью наших жизней, за годы-то.

Верити осмыслила сказанное. Стала ли королева «большой частью» ее жизни? Присутствием — быть может. Присутствием, которое всегда осознаёшь, но внимание твое оно едва ли привлекает — как обои или фоновая музыка, однако Верити решила, что блондинке такое сравнение не понравится.

— Сказать вам правду, — проговорила она, — я в свое время была очень против королевской семьи. Родители у меня хиппи, и я росла в представлении, что все это пустая трата времени и денег, некое пятно в конституционном пейзаже. — Она посыпала солью куриную ножку и задумчиво в нее вгрызлась.

— И что же заставило вас передумать? — спросила блондинка.

— Не могу точно сказать, — ответила Верити, поскольку толком никогда об этом раньше не задумывалась. — Как сейчас помню, произошло это где-то в пору Серебряного юбилея. В 1977-м. Большое уличное празднование тогда случилось, со всеми нашими соседями, и хотя родители не хотели, чтоб я участвовала, но я все равно пошла и подцепила парнишку-соседа через три двери от нас, и мы замечательно провели время. Мне было всего девятнадцать, я слегка тормозила с развитием, и, видимо, таков был нелепый мой вариант протеста против родительских ценностей.

— Что ж, — отозвалась женщина, — к счастью, мы с Лусиндой в том, что касается королевских дел, всегда были заодно. Правда же, Луби-Лу?

Дочь в знак согласия со сказанным выдала улыбку ужаса и адресовала Верити быстрый умоляющий взгляд. Нет, она не держала табличку «Спасите меня», но явно могла бы.

Верити хохотнула и сказала:

— Ну, с моими родителями все получилось существенно хуже. Во-первых, я вышла замуж за человека, руководившего «Консервативным кружком» у меня в колледже в Оксфорде, а следом, просто чтоб забить им этот гвоздь по шляпку, пошла работать в полицию. Вы точно не хотите бедрышка пожевать?

На сей раз блондинка поддалась искушению, и они с дочерью быстро разделались с предложенными им кусками курицы.

— Жена моя преувеличивает, — сказал Марк. — Ее отец был леваком, но очень почтенным. После войны его мать помогала обустраивать Национальную службу здравоохранения, и сам он в итоге стал довольно выдающимся юристом. Права человека и все такое. Хиппи он не был никоим образом. А жена его была прекрасной художницей. В свое время выставку ее устроили в Хэйуорде.

— Ну, она участвовала в выставке. Теперь преувеличиваешь ты.

— Я считаю, права человека — это морока, — сказала блондинка. — Народ вечно вокруг них суету разводит.

Ни Верити, ни Марк не понимали, как на это замечание отозваться, а поскольку очередь внезапно