Некоронованные - Дмитрий Георгиевич Драгилев

Однако мызников тьма, если считать мызами загородные владения, имения, поместья, разные маленькие замки и виллы большие. Замысловатые. Это в России пустые заимки, полные вилы, к лесу задом и на замке. А тут… Клэр тоже была из разряда мызников. Они встречались недолго, Клэр и Джейк, но когда снова встретились, на дворе стояла иная эпоха и происходило все в красной России. Как ни странно, теперь красный Питерсс в Питере красном всякое говорил. Например, что в прошлом он тоже принадлежал к «серым».

ХОТЬ НИЗОК ТЕТЕРЕВ

– Ты знаешь, что такое ревёрсэл? – спросила Клэр.

– Это реверсал, – фыркнул Джейк, почти не мешкая, – чуть-чуть переиначим, подправим гласные, переставим ударения… И реверсала не будет! Ни отказа, ни отступления, ни реверансов перед буржуазией. Ни реверса, ни вируса. Никакой испанской инфлюэнции. Только революция, точное движение вперед. Шаг за шагом мы придем туда, где можно будет сдать боезапас, в том числе инструменты насилия. Выкинуть на свалку все револьверы…

– А если верх возьмет то, что так беспокоит твоего земляка Карла? – Клэр, как всегда, демонстрировала пытливость и подкованность в разных вопросах. Тем не менее Джейк удивился. «Ничего себе, материалом владеет», – подумал он и уточнил на всякий случай:

– Какого Карла? Данишевского?

– Имперский щит, и залпы в лёт – хоть низок тетерев – с «Авроры». По залам в щелях звон идет импрессьянистского террора. Земля и воля, и пурга, и парни зря из Риги пишут, а я всего лишь про врага крикливых партизанских вспышек… Но «либо – либо» – в мерах высших… – Из ниоткуда в руках у Клэр появились какие-то листки, декламировала она вдохновенно, несмотря на то что слова выговаривала с осторожным трудом.

– Kur laimība, kur saule aust[32].

– Иезус Мария! – Питерсс не знал, что лучше – зажмуриться или раскрыть глаза пошире.

Вполне насладившись произведенным эффектом, Клэр шепнула:

– Ты полагал, что я могу цитировать только Теннисона?

Джейк решил помолчать. Потом медленно произнес:

– Райниса… Нахимсона. Он тоже был лирик. Но русские стихи не знаю чьи, даже не спрашивай. Хотя Рига в этих странных стихах. Что-то явно от наркомвоенмора, председателя РВС Льва Давидовича… Тебя кто натаскивал? Занятно… Однако я понял. Ты слышала выступление Данишевского перед стрелка́ми. Тебе переводили? Любит Карлис-Юлийс порассуждать о нахрапистом произволе, о партизанщине. Партизанщина – вообще одно из его самых любимых слов. Еще часто говорит про местничество, ведомственность, льготы, привилегии для руководителей партийных и советских. Бьет в точку, конечно. А где он был, этот умник, мой сосед по Курземе, два года назад, когда в середине февраля беляки, наймиты Антанты и разные пастальянцисы прорвали фронт? Всего за месяц работы правительства Стучки.

– Вопрос не ко мне. Ты что-то понял, а я вообще ничего. Беляки, наймиты и кто?

– Отребье. В конце весны стрелки, или кто там у Карлиса в тот момент в подчинении находился, отступили на позиции за Юглой. Я бы еще понял, если бы на дворе стояла плохая погода. Как береза в поле. В романсе. Зима, метель и в крупных хлопьях. Но был конец мая! В чашу жизнь ему нальет… песню, скорбную, как вздох…[33] Пастор Ниедра, автор песни, обыграл, выбил из Риги. В дом родной вчера закрылась для меня кривая дверь…[34]

– Джейк, но так ведь и есть, латыши и на другой стороне воевали. Наверное, ваши стрелки до конца не поняли задач, растерялись, запутались, не разобрались. Дезертиры не в счет? Братаний не произошло? Все хотели домой, каждый по-своему. С этим, видимо, и были связаны неожиданно общие чаяния и надежды. Трудно в такой ситуации сражаться друг против друга.

– Да, многие расслабились, на родине оказавшись. Не осознавали важность момента. И еще Славен во главе, случайный выдвиженец. Тупой, как дырса. Ничем он не был славен. С Авеном и Мангулом, полными тутыньдрейерами, бесславно и позорно сдал все, что у них было в распоряжении. А там куда деваться? Дальше все трое сдались сами. Едва ли их можно назвать контрой. Вациетис совладал бы с ситуацией, одолел бы ее. Но он был нужен в России. Мне в Питер ехать пришлось с чрезвычайными полномочиями, возглавить штаб обороны. Там тоже было массовое предательство. Недовольство коммунистами часто вызвано не ненавистью к идее и тактике, а их поведением, которое… позорит и партию, и советскую власть. Нас так мало для выполнения задач, стоящих перед революцией, перед…

Джейк застрял на полуслове. Как будто все языки испарились, растворились в пространстве.

– Конечно, тогда царила комитетчина, падала дисциплина, – признал он нехотя. – Но воевали мы не только с серыми, воевали еще и с немцами, которые хотели что-то типа объединенного куряндско-лифляндского герцогства соорудить.

– Прости, а что означает ту… дрейер?

– Ну как тебе сказать. Это тот, у кого руки из одного места растут. Только тутынями вертеть способен.

– А дырса? Это дырка или крыса?

Джейк бросил лукавый взгляд, потом будто насупился. В конечном итоге Питерсс любовался подругой. Святое дело. «Сколько у нее альфа-лучей, а про омега-излучины и говорить нечего», – просветили бы поздние хобби-естествоведы. «Полное собрание омег, но не меандров», – воскликнул бы земляк фон Гюнтер, с которым Джейк знаком не был. «Альфа! Не бета и не омега», – подморгнули бы, наставляя, психологи из другой эры.

– Зачем тебе знать эти латышские слова, Клэр?

– Ты их произносишь, значит, я должна их знать. Или выучить.

– Весел тот, у кого есть возможность путешествовать взглядом по такому ландшафту.

Он прикоснулся к ее спине.

– У кого дырса, а у кого и…

В Джейка полетела подушка. Мелькнули перья.

– Погоди крушить все. И так мебели нет. И белья постельного. Я, кстати, не совсем прав, – добавил Питерсс, – чуть было не сказал тебе, что другой мой земляк и четырежды герой Фабрициус тоже в Эстонии не справился. Проворонил Земитана, вернувшегося из немецкого плена лишь после Компьенского перемирия и ставшего прислуживать Ульманису. Но там еще сложнее вышло. Земитан, когда на Ригу наступал Бермонт, отставной козы барабанщик, наложил полные штаны и отдал приказ отойти за Юглу. Вечная Югла. Выручил один престарелый царский генерал-латыш, про которого все забыли, навроде чеховского Фирса.

– Остановись, Джейк! Неужели ты думаешь, что я все это могу запомнить? Какая Югла, какой Земитан, какие штаны… – Глаза Клэр потускнели.

– Ты же осведомлена обо всем!

– Не преувеличивай! – Клэр начинала злиться. – Есть вещи, которые мне вовсе не интересны. К тому же я нить теряю. В этом потоке имен, фактов и референций.

– Тогда ты не узнаешь самого важного. У него почти английская фамилия…

– У кого? Какая? – Клэр вздохнула.

– У генерала.