Говорит Москва - Александр Иванович Кондрашов

Это была большая победа. Освободилась спина, плечо и шея… Кожа оказалась исключительно нежной и горячей. Пытался пробраться губами к ключице, но пока не удавалось. Ничего, нет крепости, которую бы не взяли большевики, как говорил отец, когда сталкивался с каким-нибудь агрегатом, который привести в рабочее состояние казалось невозможно.

Лариса начала понемногу двигаться и подавать звуки.

– Не надо, ну что ты, зачем ты…

Вдруг сказала: «Жарко», – и, глубоко вздохнув, она сама повернулась на спину, из-за чего Косте пришлось срочно ретироваться на пол. Большую часть прелюдии он провёл стоя на коленях, почти до крови стёр их о прикроватный коврик. Зато теперь в его полном распоряжении было её лицо.

Чистый лоб – что удивительно для девушки, не живущей половой жизнью. Попробовал поцеловать в губы, но она зачем-то сжала зубы. Вдруг разжала, открыла глаза и поделилась озорным признанием:

– Я никогда не целовалась, – и опять закрыла глаза…

……………………………………………………………………………

. . . . . . . . . . . . . . . .

За мгновение до победного вторжения она непонятно как выскользнула из-под него, оттолкнула и оказалась сидящей на подушке, поджав к себе ноги, коленями закрывая грудь.

– Ты… чего? – спросил Костя, измученный осадой и крайне раздосадованный.

– Не знаю, – откликнулась Лариса и пожала плечами, – я не знаю.

– Ведь ты же говорила – всё.

– Говорила.

– Ну что же ты? – сдерживая себя, спросил Костя и попробовал вернуть её в то положение, в котором она только что так удобно находилась.

– Нет, – вдруг совершенно определённо ответила Лариса, не дав себя сдвинуть с места. – Я так не могу.

– Как так?

– А вот так! – Это она произнесла зло и отчётливо.

– Я тебя не понимаю, девочка.

– Не понимаешь девочку, а лезешь в неё, какой же ты гад! – Она утирала слёзы, поправляла волосы, падающие на её лицо. – Ведь я же люблю тебя, я жить хочу с тобой, всю жизнь жить. Я маму твою очень люблю, папу, с сёстрами у меня хорошие отношения, я дом ваш люблю… Я бы тебе детей родила, я бы много родила, я бы куда угодно за тобой, как ниточка, – она плакала, – за иголочкой. Я хозяйственная, работящая, я тебе там еды наготовила, вкусной… У нас все уже… даже самая некрасивая Наташка Курдюмова и то от чучмека какого-то забеременела…

– Лара, милая, ты хочешь, чтобы я на тебе женился? – спросил Костя, чтобы удостовериться.

– Да, да, да, именно этого я и хочу. Чтобы с этого дня вместе на всю жизнь, а что тут такого? Я очень этого хочу, я хочу этого больше всего на свете. Я не знаю, что будет со мной, если ты на мне не женишься, я умру, ты понял? Потому что с детства люблю тебя и думаю о тебе каждую минуту. Я когда узнала, что ты будешь сегодня на вечере в школе, решила: сегодня или никогда. Чуть с ума не сошла, когда увидела тебя, мне чуть плохо не стало. Я не знаю, что с этим делать, Костенька…

Костя встал, поцеловал Лару в солёную щеку. Пошёл в ванную, увидел в зеркале своё несчастное лицо и сказал ему: «Ну и слава Богу!» Оделся и вышел в прихожую. У входной двери в белом халате стояла Лариса.

– Я там наготовила… Обед… Для тебя… Покушай хотя бы, я готовила, старалась.

– Лариса, понимаешь… Прости меня… Тебе другой человек нужен. Ты лучше меня… – мямлил Костя.

– Пока не поешь, не выпущу, – вдруг так же твёрдо, как только что отказала Косте, сказала Лариса.

– Ну хорошо, – согласился Костя, удивившись тому, что подчинился ей.

– Пошли на кухню. Я – быстро, мне только подогреть. Стол там был уже, оказывается, сервирован. Перед походом в школу она всё приготовила. Была уверена, что он придёт.

Всё как в ресторане, тарелки, вилки, ножи, ложки, большой бокал, бокал поменьше, рюмка. Полотняные салфетки. Лариса вытаскивала из холодильника кастрюльку с первым и сковородку со вторым. На стол выставила закуску.

– Тут салатик овощной, вот рыжики солёные, сами собирали с папой… Может, рюмочку с устатку?

– С устатку? – криво усмехнулся Костя. – Нет, спасибо.

– Ну и хорошо, – Лариса убрала вынутый было графинчик. – Но всё равно закусочки покушай, всё с нашего огорода. Нам землю выделили, хотим дом строить, не можем мы без сада, без земли… На первое борщ украинский…

Она села напротив и смотрела, как Костя ел. Взгляд не убитый, не покорный, здоровый, сильный…

– Вкусно… – говорил Костя.

– Правда?

– Святая правда.

Часы мощно пробили пять раз. У Кости было ещё два часа на всё про всё. Он может ещё успеть даже на торжество в школе…

– Ты думаешь, наверное, что я дура полная, книжек не читаю, думаешь, я всю жизнь о строительном техникуме, о бухгалтерском учёте мечтала? А я радио твоё слушаю, всё-всё понимаю, даже как-то хотела в эфир позвонить, один раз дозвонилась, когда ты там с какой-то тёткой беседовал. Дозвонилась, но так сердце забилось, что ни слова выговорить не смогла…

– А что ты хотела сказать?

– Что дура она, та, с которой ты говорил, умная, но дура. И Лупанов твой мне нравиться перестал. Скользкий он какой-то, двуличный…

– Ну, это спорный вопрос.

– Спорный, да, дура я?

– Нет, конечно. Ты – умница и готовишь чудесно…

– Дура, потому что сперва надо было тебя накормить, дура!

– Ларочка, какая же ты прелесть, как же я тебя люблю…

– Во-от, правильно… – перестала ругать себя Лариса, – ну, дальше, давай исправляйся…

– Как сестру.

– Да, дура, надо было сперва накормить… Борщ понравился, брат?

– Чудо.

– На второе… Чего ты хочешь?

– А что у тебя есть?

– Котлеты домашние! Пойдёт?

– Пойдёт.

– Уже шкворчат. Говяжьи, с кинзой и кардамоном, по книжке делала…

Костя смотрел на Ларису восхищёнными глазами и говорил:

– Лар, ты сестрёнка моя, ты хорошая, ты лучшая, яблочко ты наливное, вот ты кто, оставайся такой всегда, а?..

– Останешься с вами. Ну, как котлетки? Мясо настоящее, соседи привозят, парное…

– Угу.

– Морс брусничный на запивку, сами ягоду собирали у озера, ты знаешь где. Помнишь, я была совсем маленькая, и ты меня с собой брал ягоды собирать?

– Помню.

Костя помнил, дядя Серёжа с тётей Надей куда-то уезжали на выходные, и мать Ларису днём оставляла на него, и он таскал её всюду за собой. Потом в доме решал задачки, а Ларка сидела в комнате так тихо, что он о ней забывал. Потом