Базельские колокола - Луи Арагон

— От фабрики ничего не осталось, дома их не тронули. Четверо негодяев — в тюрьме. Куда девались другие — неизвестно.

Мать смотрела на него с невероятным напряжением. Тогда он сделал то, что надо было сделать: он нагнулся и поцеловал её, как сын.

Катерина шмыгнула тихонько в дверь, сказав совсем тихо:

— Я ещё приду.

XIII

Куда идёт она, бесцельно, ночью? Она не знает этого города. Всё спит, кроме домов, в которых бодрствует смерть. Привычка сильнее всякой катастрофы. Катерина идёт между домами, она не боится заблудиться, она не ищет неизвестной гостиницы, где дожидается Жан.

Она идёт туда, где кончается город, где одиночество и покой, покой, который никогда уже не будет прежней беспечностью. Так она дошла до полотна железной дороги и пошла по шпалам. Огонь. Станция. Здесь люди ещё не спят. Железнодорожники разговаривают с солдатами. При свете фонаря блеснул штык. Ждут поезда. Около красного сарая, на запасном пути, стоят товарные вагоны. Ещё одна группа солдат.

— Эй, барышня, ходу нет!

Солдат узнал Катерину. Он её видел у завода, во время стрельбы. Он заговаривает с ней. Да, хозяева здесь. В вагоне для извести. Мать и дочь бежали, в чём были — в капотах. Мадам в ночных туфлях, без шляпы. А отец? Вон, смотрите.

Человек лет пятидесяти, с блуждающим взглядом, с непокрытой головой, вынырнул из-за солдат. При свете ламп багровые жилки под глазами, предвестники удара, похожи на трещинки фаянса. Солдаты с ним не разговаривают. Они смотрят вдаль, идёт ли поезд из Анмаса, какого чёрта! Спать охота.

Человек оглядывается, как загнанный зверь. Штыки не внушают ему доверия. Он с ужасом рассматривает Катерину. Он садится на насыпь, и слова вылетают у него из горла, потрескивая как крахмальный воротничок:

— Я больше не могу. Я умру здесь, на месте.

Один из солдат отвернулся: «Лучше сдохнуть так, чем этак». И он рукой делает жест, подражая гильотине. Человек вернулся в свой вагон. Слышны женские рыданья.

Катерине становится невыносима картина этой трусости. Кстати свисток извещает о приближении поезда, и вот он подходит, выплёвывая вместе с дымом своё презрение. Она перешла через полотно, она вне города.

Странная ночь, странная ночь. Ничего нельзя разобрать в этом великолепном безлунном пейзаже, где сосны, как колдуны, качаются под ещё не остывшим после дневного зноя ветерком. Мысли в голове Катерины похожи на ветви деревьев в Альпах — чёрные, певучие, спутанные.

Квартира на улице Блез-Дегофф, Жан, любовь, одиночество. Чего боится Катерина, только что смеявшаяся от жалости при виде несчастной фигуры старого труса? А она боится, боится будущего, окрасившегося сегодня вечером кровью бесконечного убийства. Сейчас вот она бежала не только от отвращения. Она не могла смотреть без ужаса на молодых солдат, она видела их уже мёртвыми, с навсегда открытыми в агонии ртами, с закатившимися глазами… Ей казалось, что никогда больше она не будет в состоянии смотреть на живого человека.

Она изнемогала от усталости. На поле торчали камни, она присела на один из них, подчиняясь какому-то чувству долга, которое появляется у людей только на грани сна, когда они знают, что спать нельзя, борются и тут же сваливаются под тяжестью ночи, настигающей их как морской прилив.

Катерина спала на земле. Квартира на улице Блез-Дегофф. Жан…

…Сколько прошло времени, пока её не разбудил назойливый шёпот? Минута или целый век? Их двое. Рослый, крепкий парень и девушка лет восемнадцати, длинная и испуганная. Любовь всего мира сосредоточена в её глазах. Она в фартуке и круглой чёрной шляпе. Похожа на зажиточную крестьянку. Руки её скользят по телу любимого. Она не говорит ни слова: она проверяет, жив ли он. Он объясняет:

— Да, когда они нас вывели из погреба, надо было торопиться, толпа могла нас растерзать. Я сейчас же сообразил, что этим можно воспользоваться. В доме было темно, и они даже не пересчитали, сколько нас. Четверо или пятеро, для них было всё равно. Я нырнул в тёмный проход. А когда они прошли мимо, я побежал.

— Если б рабочие тебя узнали! — прошептал женский голос в темноте.

Итак, это был один из убийц, бежавший. Катерина, разомлевшая, не совсем очнувшаяся от сна, услышала вздохи и поцелуи. Теперь, прижавшись к нему, говорила обезумевшая от страха девушка:

— Но почему вы стреляли?

— У них были палки…

Катерина снова увидела всю сцену.

— …и они кидали в нас камнями. Один попал в меня, в щёку.

Ложь! Ложь! Но женщина водила пальцем по ушибленной щеке.

— Какой ты смелый, Марсель, какой ты смелый!

Казалось, что Марсель отвечает на вопрос Катерины:

— Что же мне теперь делать? Я хотел тебя видеть, слышать твой голос, любимая.

Этот убийца произносил «любимая» с невероятной нежностью.

— А если они меня схватят? Скрываться? Сколько же времени можно скрываться? Ах, только бы вместе! Лечь вместе в постель, чтобы больше не думать!

— Милый…

— Трёх братьев и старого идиота схватили. Понимаешь, моё бегство в сущности вещь недопустимая. По отношению к ним, к своим…

— Ты хочешь выдать себя полиции?

— Не сейчас, не сегодня ночью. Но завтра? Днём позже? И потом — отчего мне скрываться? Что я сделал худого?

Лёжа на жёсткой земле, Катерина чувствует, как у неё начинает кружиться голова: правда, что он сделал худого, Жан? К нему летит её безграничное отчаяние. И он взял две комнаты.

Влюблённые прошли мимо.

…Потому что ведь может случиться, что они ещё когда-нибудь встретятся с этим лейтенантом…

Катерина вернулась в городок. Гостиница, комната, которую ей указал какой-то уродец.

Она проснулась ещё до зари. Ей было стыдно, что она забыла про убитого, ей казалось, что её долг никогда не расставаться с образом большого, молодого и неуклюжего тела в окровавленной рубашке. Но кровь больше не течёт…

Когда она сошла вниз, горничная доложила ей, что мосье ждёт мадам в кафе. И она отправилась туда, как будто это была вполне естественная вещь.

Она сразу увидела, что Жан не спал всю ночь. За его столом сидела куча народу, и все они разговаривали.

— Катерина, разрешите вам представить лейтенанта X… Моя невеста, мадемуазель Симонидзе.

Катерина посмотрела Жану в глаза. Он побледнел. Он привязался к ней изо всех сил. Как жестокая пощёчина, ударило его бесповоротное «нет» в её зрачках. Был тут и корреспондент социалистической газеты. Самый что ни на есть красный. Офицер 30-го пехотного, которого Катерина мельком видела накануне. Знатные люди города. Один из хозяев часового производства Клюза, для