Базельские колокола - Луи Арагон

— Уже несколько недель раззолочённая знать, — говорил он, — спорит о том, кому дать право — французским ли финансистам, или немецким капиталистам — обворовывать марокканцев. Говорят, что если у этих типов по какой-нибудь причине зубы заболят или живот, или в любви неудача и так далее, если у них поэтому будет плохое настроение, то честные люди Франции и Наварры начнут избивать честных людей Пруссии и Баварии, и наоборот. Что касается нас, то мы уже теперь — пока правительство ещё только говорит о новых осложнениях — громко заявляем, что мы на это дело не пойдём. Те же, которым достаточно услышать пышные слова — родина, честь, знамя, — чтобы кинуться убивать или позволить убить себя, пусть идут на убой! Тогда, освободившись от этих смиренников, мы водворим на земле анархическое общество, в котором людей будет объединять любовь к жизни.

Но не в словах было дело, а в голосе, в огне, в сиянии, которое озаряло светлоглазое лицо. Смесь силы и слабости, запальчивости и немощности. Катерина смотрела на человека в длинной, чёрной блузе типографского рабочего. Какая болезнь, какой несчастный случай превратили его в калеку? Из-под блузы торчали две болтающиеся ноги в сандалиях на босу ногу.

Когда он спустился в зал, Катерина подошла и заговорила с ним. Странно, ей до головокружения хотелось заговорить с ним. Она не вполне себе это объясняла. Она застенчиво подошла к нему, и они сказали друг другу только несколько ничего не значащих слов. Она смутно чувствовала, что он принадлежит к какому-то чужому, неизвестному ей миру. Не оттого, думала она, что он рабочий. Нет, нет. Но из-за всей его жизни, из-за какой-то тайны. Ей хотелось знать, как он проводит дни, где он спит, каким он был в детстве. Он предложил ей посещать вечера, устраиваемые «Анархией».

Марта чрезвычайно взволновалась, когда на следующий день Катерина рассказала ей про эту невинную встречу:

— Боже мой, Катюша, ты с ума сошла! Разве можно ходить в такие места! Во-первых, кончится тем, что у тебя будут неприятности с полицией. И потом, что тебя интересует в этом человеке?

— Но, Марта, ведь не думаешь же ты, что я в него влюблена?

— Нет! Этого я себе даже представить не могу! В калеку! Почему ты меня спрашиваешь? Боже мой, ты влюблена в этого анархиста!

— Да уверяю тебя…

— Влюблена, ты сама сказала! Подумай, что с тобой будет! Что у вас будет за жизнь? Ты собираешься за него замуж?

Марта, как всегда, всё видела в романтическом свете. Катерина смеялась до упаду. Тут было всё: во-первых, было смешно, что Марта ничего не может себе представить вне законного брака, и это несмотря на красавца Жориса, потом смешно было, как она испугалась, нашумела без всякой причины, как она сразу вообразила себе роман! Сильно смеяться больно, вроде как бежать по морозу: жжёт.

Марта всё рассказала господину де Хутен. Он знал, кто такой Либертад. Жорис всегда всё знал. Марта с восхищением его поцеловала.

— Об этом человеке говорят много разного, и вы хорошо бы сделали, дорогая, если б дали понять мадемуазель Симонидзе, что она ошибается. Не думайте, что я говорю с общественной точки зрения… Кстати, это бы её не удержало, наоборот. Но скажите ей, что об этом Либертаде ходят весьма тёмные слухи. Определённого ничего сказать не могу. Постарайтесь сделать так, чтобы ваша подруга никак не подозревала, что всё это исходит от меня.

Катерина чуть было не оделась и не ушла, как только Марта с ней об этом заговорила. Ходили слухи, что Либертад служит в полиции. У него был обыск, после которого было арестовано несколько человек, его же никогда не трогали, несмотря на его пламенные речи.

Например, когда Альфонс XIII приезжал в Париж, Либертад был арестован на Александровском мосту лично господином Ксавье Гишаром 21; но в комиссариат он так и не попал.

— Пойми, родная моя, что я тебе это говорю для твоей же пользы. Мне всё это рассказал Жорис. Ему ведь безразлично, служит Либертад в полиции или нет. Наоборот. Он говорит, что такие люди нужны и что не будь их, может быть Альфонса Тринадцатого убили бы. Ведь это было бы очень неприятно. В Париже, подумай! Нам-то, конечно, безразлично, жив король, нет ли, да ещё — испанский король! Но пускай уж он устраивается так, чтоб его убивали где-нибудь в другом месте, не у нас. Его отец приезжал к нам в уланской форме. Такая бестактность, представь себе! А вообще — пускай их, этот их король ещё молод, и потом мне испанцы всё-таки нравятся. Я знала одного, — нет, это был аргентинец. Или бразилец. Уж я что-то и не припомню…

XVI

Редакция «Анархии» помещалась на улице де-ла-Барр, номер 22. Тут, в тени храма Сакре-Кёр, Либертад устроил небольшую типографию. Он работал наборщиком в дневной смене у типографа Дангона, на улице Монмартр. Делать газету помогали товарищи. Среди них — две женщины, учительницы, что ли. Он не принадлежал к тем анархистам, которые, отрицая труд, живут трудом других. Не лентяй. Газета, лекции, диспуты или митинги занимали всё время, свободное от типографии, где он зарабатывал свой хлеб. Это не вязалось с обвинениями Жориса де Хутен.

В «Анархии» собирались по понедельникам, вечером. Катерина стала постоянной посетительницей «Популярных бесед XVIII округа» 22, где бывали все звёзды анархистов от Параф-Жаваля до Либертада. Мадемуазель Симонидзе ходила туда, как многие мужчины ходят в кафе: там можно на время забыть дом, житейские заботы, ребят, жену. Она жила двойной жизнью: машинально продолжала делать то, что мамаша, зять Меркюро, Елена ждали от неё, — встречалась с молодыми людьми вроде Поля Ионгенса. Что это была за жизнь? Самая пустая, самая ненужная. Одна видимость. Зачем каждый день вставать? Какой смысл?

Большинство женщин сначала живут в ожидании брака, потом выходят замуж, становятся прислугой для своих мужей. Но Катерина!..

И у неё была вторая жизнь, в которой статисты первой не принимали никакого участия. По понедельникам вечером она посещала улицу де-ла-Барр. Духовная пища, которую она там находила, была для неё лекарством, действовавшим одновременно и возбуждающе и подавляюще. Сначала на неё смотрели с некоторым беспокойством. Потом привыкли, она стала своим человеком. Она подолгу разговаривала с Либертадом. Предчувствия Марты не оправдались: романа между ними не было.

Но, по правде сказать, влияние, которое он имел на Катерину, объяснялось в какой-то мере его личным обаянием. Она часто навещала его у Дангона. Садилась