Базельские колокола - Луи Арагон

так долго умолял её, что она, наконец, провела с ним ночь, и потом ей пришлось не пускать его в дом, потому что он плакал и говорил о самоубийстве. Были ещё и другие. Студент, просто с улицы.

Что-то вроде дружбы завязалось между Катериной и Мартой Ионгенс. Эти две женщины, такие разные, без единой общей мысли, которые относились каждая к суждениям другой — одна с презрением, другая со страхом, — смутно чувствовали себя в чём-то союзницами. Должно быть — в этом влечении к мужчинам; во всяком случае, их сближало всё то, что имело отношение к любви. Марта знала теперь, хотя Катерина ей ничего не рассказывала, что может говорить с ней обо всём, имеющем отношение к господину де Хутен, что та её поймёт.

Господин де Хутен был женат. С женой он не жил, хотя у них была общая квартира. Она много путешествовала, была умна, но жизнь её шла своим путём. У них был сын. Господин де Хутен делал дела. Он немного играл на бирже, и Марта, не любившая риск, беспокоилась. Например, ясно, что её брат, Блез, который теперь жил очень широко, когда-нибудь плохо кончит.

Хотя она была намного моложе Марты, Катерина чувствовала себя по отношению к ней как старшая сестра: вероятно, оттого, что у неё за один год набралось больше опыта, чем у Марты за шестилетнюю связь с господином де Хутен, её единственной страстью. Как она о нём говорила! О вечерах, проведённых на Монмартре, об ужинах в отдельных кабинетах: шампанское, его усы… Всё это на фоне его путешествий вдали от космополитической жизни столиц, на фоне целого мира, страшного и чарующего…

Знала ли Марта, что Катерина жила с её братом Полем? Вряд ли. Это случилось по зрелом размышлении. Катерине хотелось отделаться от наваждения. Всю свою жизнь Поль не мог забыть, как не забывают поражения, этой связи, оборвавшейся тогда, когда она этого захотела, не посчитавшись с ним, с его смирением побитой собаки, аппетитом людоеда, которого не допускают до еды, с его яростью и детскими слезами.

Марта не ревновала господина де Хутен, — он был её жизнью, она слепо ему верила. Она приводила его слова, его суждения. Она не стала бы читать книгу, которая ему не понравилась. Это раздражало Катерину, но в то же время счастье Марты трогало её.

Дела пансиона шли неплохо. Приезжали девушки из Иллинойса или Венгрии, они жили в Париже ради статуи Победы в Лувре или ради концертов Мэри Гарден. Соланж Ионгенс сопровождала их на курсы в Лувр, на лекции в Анналах. Именно так она и познакомилась с Гастоном дю Байль.

Гастон только что получил наследство от какого-то дяди. Достаточную сумму, чтобы расплатиться с долгами, разделаться с девчонкой, довольно шумной, которая как-то раз бежала за ним с револьвером до самой двери Ионгенсов. Господин де Хутен, вызванный на совет, познакомил молодого дю Байля с префектом полиции. Лепин был очень любезен: с барышней поговорили, и она согласилась покинуть Францию.

Гастону было двадцать шесть лет. Он был ужасно влюблён в Соланж. Девушка! Эта мысль бросилась ему в голову. Пришлось по возможности ускорить помолвку и свадьбу.

Но как раз к этому времени дела Блеза Ионгенса вдруг пошли катастрофически плохо. Однажды утром он неожиданно ввалился к Катерине. У него был неумытый, помятый вид: не спал целую ночь; где же он, чёрт возьми, шатался? Он пошёл прямо к ней, не заходя домой, только дождался десятого часа.

— Почему к вам? Вот почему: Катюша, если вы не вмешаетесь в это дело, я конченный человек и остаётся мне одно: каторга… Понимаете, Марты я боюсь, я не умею с ней говорить… Но вы… Вы её лучшая подруга, и вы не дура. Словом, родная, дайте мне руку и посмотрите на меня…

Несмотря ни на что, он по обыкновению поводил своими богатырскими плечами, он обнимал её взглядом. «Сутенёр!» — подумала она. Дело в том, что он играл на бирже, на деньги клиентов своего хозяина, биржевого маклера. Некоторое время всё шло хорошо. Потом он проигрался…

Словом, если Марта захочет, господин де Хутен…

Катерина смотрела на него с каким-то ужасом. Сутенёр, да к тому же ещё и трус. Его трясло как в лихорадке при мысли, что она откажет ему.

— Почему бы вам не поговорить прямо с мосье де Хутен, Блез, если вы думаете, что он может вас вытащить?

Блез позеленел. Она была его единственной надеждой, неужели она откажет? Ведь если мосье де Хутен узнает в чём дело, он ничего не даст, не правда ли? Но если Марта попросит для себя!

— Поймите, Катерина, — каторга! Я наделал ужасных вещей. Подписи… чеки… — Он путался, брал её за руку. Он ещё пробовал подействовать на неё своим обаянием. — Катюша! — Он попытался её поцеловать. Должно быть, Поль ему рассказал… Она вздрогнула от отвращения.

— Бросьте эти глупости, Блез, хватит…

Хорошо, она поговорит с Мартой. Он плакал, зарывшись в подушки госпожи Симонидзе.

Казалось, что на Марту обрушилось небо. Правда, она сама каждый день говорила, что Блез плохо кончит, но она себе не представляла, что это значит. Что она скажет Жорису? Нет, нет, невозможно. Да и с Блезом надо было бы сначала поговорить… возникнет куча вопросов, на которые неизвестно будет что отвечать… Ей было бы легче продать пансион, чтобы выручить брата… чем говорить об этом с Жорисом… но ведь пансион-то принадлежал не ей одной — мисс Бакстон… Просить у Жориса денег! денег! И как раз в тот момент, когда Соланж выходит замуж! Что подумает Гастон дю Байль?! Катерина не может бросить её в такую трудную минуту, пускай она останется и присутствует при разговоре с мосье де Хутен!

Дрожащая Марта! Страх делал её похожей на брата. Она всё не решалась сама сказать мосье де Хутен, своему кумиру, что её семья так страшно опорочена. Она разрыдалась и шепнула Катерине:

— Говори ты…

Господину де Хутен всё это было очень неприятно, но держал он себя вполне корректно. Сто тысяч франков на улице не валяются… Посмотрим, что можно сделать. Конечно, необходимо избежать скандала из-за свадьбы Соланж. Денег у него нет, но, если у Блеза есть здравый смысл, он знает одного человека, который, может быть… Он поговорит с ним.

Когда он ушёл, Марта истерически уцепилась за Катерину. Где Блез? Нет, она не хочет с ним говорить! Теперь Катерина воочию убедилась, какой замечательный человек её Жорис. Она умоляла Катерину остаться к обеду.

На следующий день у господина де Хутен