Общество самоубийц - Рэйчел Хэн

Перед первой беседой с врачами Уджу заплела Лии волосы в две толстые тяжелые косы, которые лежали у нее на плечах, как послушные змеи.

— Они мне не нравятся, — сказала Лия, подергивая пушистый кончик косы. — Они дурацкие. Я с ними выгляжу по-дурацки.

В зеркале она перехватила взгляд матери и автоматически сложила руки на коленях. Много лет спустя Лия описала Тодду выражение лица Уджу как деловое, и благодаря этому правильно подобранному слову смогла многое понять. Уджу всегда казалась Лии скорее работодателем, чем матерью, и этот строгий взгляд, короткий резкий кивок, которым она его сопровождала, слегка приподнятые брови — все это максимально воплощало их отношения. Их семья представляла собой корпорацию, в которой Лия находилась на позиции работника и подлежала регулярным аттестациям, определявшим ее ценность как работника.

— Почему ты это сделала?

Вообще-то ответить на этот вопрос было несложно. Но объяснить матери — практически нереально. Можно было, конечно, попытаться… Рыба-рыба-рыба-рыба. Ощущение, будто она, Лия, существует за невидимым стеклом, отдельно от всего мира, который живет и действует согласно логике, которую ей никак не удается постичь. Жаркие угольки, которые тлеют где-то внутри, разгораются, вспыхивают, и ей хочется что-нибудь схватить, разбить и почувствовать. Потом появляется мерзкое, непонятное Лии чувство — это еще неопознанный стыд. Но огонь должен пылать все сильнее, чтобы она могла почувствовать больше, иначе все, что ей приходится делать, будет неправильно.

Лия некоторое время размышляла, как втолковать все это матери, но потом посмотрела на ее безупречное лицо сердечком, на короткие ореховые кудряшки, которые в свете лампы казались золотистыми, и слова застряли у нее в горле. Лия сообразила, что даже если сумеет открыть правду, Уджу сделает вид, что не поняла. И повернет все так, чтобы вышло, как ей надо.

И потому Лия пожала плечами и сказала:

— Я не знаю.

По лицу Уджу было видно, что ответ ее порадовал. С «я не знаю» можно работать.

— Ну, — предположила она осторожно, — они ведь над тобой издевались, эти ужасные хулиганки? Конечно, физическое возмездие — неправильный способ решения проблем, но череда психических травм сломает любого.

Лия кивнула.

— Постарайся все вспомнить, дорогая. Не упускай ми одной детали. И ни о чем не беспокойся.

Лия почувствовала, как ее в очередной раз омывают волны материнской воли, как этот невидимый прилив потихоньку размывает края ее личности.

— Это все в прошлом году началось, — сказала она. — Сначала мелочи. Они шептались. Хихикали. Вытаскивали мой стул из-за парты.

Уджу кивнула и ободряюще сжала ее плечо.

— А потом стали говорить разные гадости. Глаза у меня, мол, не подходят к цвету кожи. Волосы воняют. Они говорили, что волосы у меня… жирные. Спрашивали: почему они у тебя всегда такие жирные?

Лия продолжала, используя Дуайта в качестве источника вдохновения. Она говорила, говорила, говорила. Уджу начала гладить ее по голове — непривычный ласковый жест. Стоило только начать придумывать, и дальше пошло легче.

Дойдя до неприятности, Лия на мгновение замолчала. Она вспомнила нахмуренные брови Дуайта, невыразительные очертания его скул, мягкое пошлепывание его розовой нижней губы. Еле заметные лиловатые кровеносные сосуды под прозрачной кожей. Она впервые задумалась, что же с ней не так.

Наконец приехал лифт. Туда влезли все до последнего человека. Лифт поехал вверх, медленно, потрескивая, останавливаясь на каждом этаже. Когда он доползло пятнадцатого, Лия выбралась наружу, протиснувшись сквозь шеренги людей в костюмах.

Белые пластиковые указатели на стене информировали о том, кто занимает какой кабинет. Пятым сверху, между некими Эй Джи и Эй Джей Би значился Эй Джей. Лия, цокая каблуками по коричневому мрамору с прожилками, шла по ярко освещенному коридору мимо множества одинаковых черных дверей. За ними, если судить по звукам, что пробивались в щели, кипела бурная деятельность. Верещали телефоны, напряженными голосами разговаривали люди, скрежетали отодвигаемые стулья, по клавиатурам постукивали чьи-то пальцы. И поверх всего этого из невидимых динамиков журчал «Треугольник и пение синешейки» — мелодия, которую Лия узнала. Дойдя до кабинета Эй Джея, она остановилась и прислушалась. За дверью было тихо. Может, его нет на месте? Может, лучше ей вернуться домой?

— Заходите, — крикнули из-за двери.

Лия потянула за ручку и вошла. Почти всю комнату занимали два письменных стола, установленных друг напротив друга. За одним сидел Эй Джей, за другим Джи Кей. Эй Джей будто стал крупнее — его мускулистое тело казалось слишком большим для маленького офисного кресла, пиджак был туго натянут на локтях. Или он казался исполином из-за тесноты? Джи Кей, напротив, выглядел более тощим и бледным, чем раньше. Он склонился над клавиатурой, длинные пальцы бегали по черным квадратикам кнопок. Оба — ни Эй Джей, ни Джи Кей — никак не отреагировали на появление Лии. Даже не взглянули.

Она постояла, звучно переминаясь с ноги на ногу. Но Наблюдатели продолжали печатать, не отрывая глаз от множества экранов, которыми были заставлены их столы.

Она кашлянула. Эти двое столько времени и сил потратили на слежку, что могли бы и порадоваться ее внезапному появлению в их вотчине.

Эй Джей поднял голову.

— Лия Кирино, — сказал он. — Что вы тут делаете? Подождите. Пока не отвечайте, скажите сначала, что на вас было надето в прошлый вторник?

— Простите?

— Свитер. Оранжевый или желтый? Мы знаем, что он был с круглым вырезом и цветом походил на мандарин. Но не могли бы вы уточнить?

— Почему вы…

Эй Джей вздохнул.

— Хорошо, пусть будет оранжевый.

Теперь он печатал еще агрессивнее, стуча по клавишам так, что экраны на столе тряслись.

На окне стояла фотография в серебряной рамке. Лия узнала Эй Джея в том же темном костюме, рядом с ним стоял мужчина лет сорока в шапочке выпускника университета.

— Это ваш сын? — спросила она. Странно, что у этого типа есть семья!

Эй Джей перестал печатать, поднял голову, посмотрел на Лию, потом на фотографию. Затем неторопливо встал, шагнул к окну и развернул снимок.

— Ну, — сказал он, — так зачем вы сюда пришли, Лия Кирино?

Лия откашлялась. Джи Кей продолжал шумно печатать.

— Хочу подать жалобу, — сказала она.

— Слушаю, — отозвался Эй Джей. Поглядывая на нее, он взял лежавший на столе у него за спиной моток резинок для скрепления бумаг и принялся вертеть его в руках.

— Насчет Джорджа. Руководителя моей группы, если можно его так назвать. Группы «Восстанавливаемся вместе».

— Мы не занимаемся жалобами, — заявил Эй Джей и положил моток резинок обратно на стол.

— Он слишком далеко заходит. Его методы представляют собой эмоциональное издевательство и генерируют кортизол. Это абсолютно неприемлемо! — Лия говорила все громче